Герман Лопатин

– Вам, я думаю, доверять можно. Передайте спасибо Лопатину – хорошо статью написал. Если, разумеется, вы его знаете и видите. Этот номер нам всем как глоток свежей воды.

– Непременно передам. – Глаза Норриса весело светятся. – Непременно. Ему это будет приятно.

– Он в Петербурге? – спрашивает белокурый студент.

– Точно не знаю, но при первой же встрече передам.

– Приведите его к нам, – просит одна из девушек. – Мне так хочется увидеть кого-нибудь из старых революционеров!

– Он не такой уж старый.

– Это вам так кажется, а мне нет. Когда он освобождал Чернышевского, мне было всего восемь лет.

– Ты и сейчас девчонка, – возражает Аннушка. – И тебе нельзя ни с кем встречаться.

– Отчего же мне нельзя?

– Ты, как пойдешь с улицы, обязательно кого-нибудь приведешь.

– Шпиков?

– Поклонников.

Девушка краснеет, и все, кто находится в комнате, смеются.

Дальше пошли новые вопросы, расспросы. Норрис спрашивал, отвечал, не спеша прихлебывал чай. И было заметно: ничто больше не мешает молодежи с доверием относиться к нему. Аннушка все придвигала к нему то полную чашку чая, то варенье, а Норрис не отказывался – принимал то и другое и этим доставлял девушке большое удовольствие. И, видимо, даже это благодушно ленивое поведение за столом увеличивало к гостю дружелюбие молодежи.

Потом кто-то запел песню.

Пели хором «Пловца», «Есть на Волге утес», «Из страны, страны далекой», «Спускается солнце за степи». Пели другие, старые и новые русские, родные революционные песни.

Норрис пел вместе со всеми, и это пение еще больше сближало молодых людей и человека с английской фамилией и русским открытым лицом.

6

На следующий день его видели на выставке картин Репина.

В залах Академии художеств, где висели картины, толпился народ.

Петербуржцы любили Репина, в особенности молодежь. У иных картин беспрерывно возникали споры. Репин разжигал их и смелой манерой письма и смелыми, порою даже опасными сюжетами.

Портрет писателя Гаршина, картины «Не ждали» и «Отказ от исповеди перед казнью» пугали на этой выставке робких посетителей.

Кто знает, что подумают про тебя, если долго будешь стоять вот у этой картины? Чего доброго, заподозрят в сочувствии! Хотя художник и не говорит прямо, что это революционер, да ведь и так видно. Кто же еще перед казнью станет отказываться от исповеди?

А этот, на картине «Не ждали», изможденный пришлец? Какую весть несет он? Радость? Горе? Откуда он? Что возвещает его приход – конец гонениям или новую ссылку?

Тревожно смотреть и в глаза Гаршина. Некоторые не выдерживают его взгляда, поспешно отходят. В глазах – страдание, вопль.

Всего год назад был напечатан рассказ Гаршина «Красный цветок», и для каждого, кто прочитал его, портрет писателя воскрешал в памяти образ несчастного героя.

Да, это была не обыкновенная выставка! Молодежь не зря шумела у репинских полотен!

У картины «Не ждали» Норрис задержался.

Вместе с ним в толпе остановились два жандарма.

– Как ты думаешь, Лютов, – сказал один, – почему его не ждали?

– Почему?.. Причин, полагаю, три.

– Какие?

Тот, кого назвали Лютовым, заложил руки за спину.

– Первая – не известил телеграммой или письмом, отбыв срок. Вторая – самовольно и тайно прервал срок. Третья – вернулся раньше срока. Прощен.

– Так разве бывает? – неожиданно спросил Норрис.

– Бывает, но редко. Собственно, почти не бывает.

Англичанин мог оценить объективность жандарма. Возможно, он так и сделал. Во всяком случае, больше в разговор не вступал.

Офицер же, в свою очередь, кончив объяснение, повернулся к собеседнику, встретился с ним глазами, слегка наклонил голову, как бы говоря: «Я выразил свою точку зрения, прошу считать меня вашим покорным слугой».

Норрис прошел к другой картине.

Ротмистр скользнул глазами по его фигуре, палке с серебряным набалдашником и повернулся в другую сторону.

7

Через четверть часа, когда Норрис уходил с выставки, из входных дверей навстречу ему прошмыгнул молодой человек в форменной студенческой тужурке. Завидев Норриса, быстро улыбнулся, кивнул белокурой головой и, не задерживаясь, поспешил в зал.

Остановился у «Крестного хода».

– С кем вы сейчас поздоровались?

– Какая картина! – патетично воскликнул молодой человек, глядя на картину и слегка заливаясь краской. – Не вы ли учили меня осторожности, господин Лютов?

– Не валяйте дурака, Белино, – злым полушепотом ротмистр. – Ступайте за мной в вестибюль.

Через минуту в сумрачном вестибюле академии между ротмистром и молодым человеком – быстрый разговор. А еще через минуту массивные двери академии выпустили щупленькую фигурку.

Белокурый собеседник жандарма, видевший Норриса на вечеринке у Савиной, глянул направо в сторону Полицейского моста, затем налево, заметил далеко за сквером, у дворца Меншикова силуэт мужчины с палкой в руке, вздернул воротник тужурки и засеменил вперед.

8

Норрис дошел до Бармалеевой улицы, поднялся на четвертый этаж одного из домов, позвонил.

– Здравствуйте, Маша, – сказал он тихо, почти робко открывшей ему женщине.

– Вы? – в глазах женщины удивление и тревога.