Видимо, судьбе было угодно, чтобы она вышла замуж за Дамиана Вилмера, вместо возвращения в место, которое привыкла считать домом.
Сама поцеловала Дамиана, неумело и неловко. Он запустил пальцы ей в волосы, придерживая затылок. Вторая рука незаметно легла на грудь, поглаживая, легонько нажимая… Лина судорожно выдохнула в его губы.
— Дамиан… пожалуйста…
Внизу живота стремительно разливалось предательское тепло.
— Что? — ехидные чертики в глазах, — что — пожалуйста? Прекратить? Или продолжать?
— Я…
— Лучше молчи.
— Нас могут увидеть, — делая над собой усилие, Лина отстранилась.
Дамиан хмыкнул.
— Какое кому дело? На балу… Да, пожалуй, именно на балу я объявлю о нашей помолвке. Как тебе?
Она кивнула, опустив глаза.
Все происходящее было слишком новым, слишком непривычным.
«А может быть, так и выглядит, когда люди влюбляются? Именно так?» — подумала Лина, — «в конце концов, пока что все хорошо. Дамиан не сделал мне ничего дурного. А вдруг он в самом деле влюблен в меня?»
Вся беда была в том, что она уже не понимала, нужно ли ей вообще возвращаться в тот, другой мир. И точно также не понимала, чего хочет от нее мир этот.
Макс
Дорога вела строго на север, и туда же вело чутье мага с Даром Поиска. Порой казалось, что сам конверт раскалился во внутреннем кармане пиджака, в груди засела тягучая боль, отдающая во рту привкусом железа.
На границе Перкотта, завернув в хорошую таверну, Максимус оставил машину и взамен взял хозяйскую лошадь, расплатившись золотыми кругляшками с профилем Вилмера. Дальше начинались обедневшие за десятилетия земли, где один вид машины с абраксовым двигателем вызывал бы ажиотаж.
Привлекать к своей персоне излишнее внимание не хотелось, и поэтому он вот уже второй день трясся в жестком седле. Потертый саквояж — неизменный спутник подобных путешествий — был приторочен сзади.
Дорога по мере удаления от Перкоттских земель становилась все хуже и хуже, а потом и вовсе потерялась, заросшая бурьяном. Дальше начинались поля, когда-то возделываемые, а теперь почти заброшенные. То тут, то там были набросаны крестьянские избы, глинобитные, в пятнах облезшей извести. Было видно, что многие из них пустуют.
Неприятное впечатление оставлял разоренный север. В последний раз Максимус был здесь лет пять назад, но не вдавался вглубь этих осиротевших земель, да и думалось тогда, что все наладится у северян. Но — ошибся. После того, как семья местного герцога полегла от оспы, править стал кто-то из приближенных. Увы, не было больше Источников, Вилмер же за свои услуги брал немало. Герцогство начало постепенно нищать, народ — тот, кто хотел и мог работать — потянулся в Перкотт. За прошедшие пять лет все здесь стало только хуже, и конца-краю этому «хуже» не было.
Чувство поисковика продолжало тянуть вперед, еще севернее.
Максимуса коробило оттого, что он ехал «убирать» людей, подбросивших Дамиану письмо с угрозой. Опять-таки, непонятно — почему именно Дамиану, почему письмо, а не покушение сразу? Но с этим он разберется. Потом. От осознания того, что едет спасать худшего своего врага, мутило.
Максимус урезонивал себя, повторяя словно молитву — пока жив герцог Вилмер, жив Максимус Обри Тал. Пока жив Максимус, есть шанс разыскать девчонку-Источник. Если она, конечно, жива… А потом, когда Источник будет в его руках — о, тогда он не поленится как следует досадить проклятому пауку… Любая из земель примет Источник как манну небесную, девочка станет новым сердцем новой цивилизации… Герцог захлебнется ядовитой слюной, ибо поток золота, льющийся в его бездонные карманы, изрядно уменьшится.
«А что ты захочешь для себя?»
Он ухмыльнулся.
«Ничего. Мне будет довольно посмотреть, как побагровеет рожа Вилмера, как вылезут из орбит глаза, и он будет орать, брызжа слюной, и колотить кулаком по столу».
Зрелище обещало быть незабываемым.
Пусть даже герцог никогда больше не прикоснется к нему, по каплям отмеряя минуты жизни. Оно того стоит.
…Смеркалось.
Максимус, приметив дом побольше, повернул туда. В окне трепетал тусклый огонек, жгли лучину. Из-под плетня выскочила облезлая и костлявая собака, бросилась с лаем под ноги лошади.
— Пшла! — цыкнул на псину Максимус, — эй, есть кто дома? Хозяева!
— Кого там черти несут? — из темного нутра избы на порог вывалился мужик в грязной рубахе, который, едва завидев темный силуэт всадника, вмиг сменил тон.
— Чего изволите, господин? Подати мы уже платили. Год нынче плохой.
— Переночевать изволю, — усмехнулся Максимус, разглядывая хозяина. Тот изрядно походил на свою псину, но, помимо всего, еще и был пьян.
— Поезжайте дальше, господин, — смиренно сказал крестьянин, — негде здесь вам…
Макимус раздраженно сжал поводья.
— Под навесом, где коня поставишь. Навес имеется, я вижу. Черти тебя дери, открывай, я заплачу.
Перспектива получить денег «за просто так» возымела эффект сродни волшебному.
Чуть раскачиваясь из стороны в сторону, хозяин подошел к плетню, отворил калитку и поклонился.
— Ежели под навесом… То завсегда пожалуйте. Денег-то сколько дадите?