— Значит, сжечь все это, — она безжалостно отодвинула от себя гору платьев.
— А поедете вы в чем? В халате?
— Я уже нашла то, в чем я поеду, — и она указала на аккуратно сложенные джинсы и тоненький свитер, — хорошо еще, что они не выбросили мою одежду.
— Воля ваша, — только и сказал Максимус, — я понимаю, что одежда той сферы удобнее. Но все остальное мы тоже заберем, потому что устраивать ночь всесожжения нет времени. Спалите на месте.
— Долго добираться?..
— До Шиммерхилла? Нет, — он улыбнулся, — на машине завтра после обеда будем там.
— Тогда поехали, — в голосе девушка прозвучала мрачная решимость.
Он развел руками.
— Тогда одевайтесь, мисс Линтон. Служанки, увы, здесь нет.
Пока Анджелина облачалась в совершенно неженскую одежду, Максимус поднялся в кабинет, взял свою шкатулку, упаковал в саквояж в компании с абраксовым кнутом, ножами и отмычками. Потом пошел в ванную, поплескал в лицо холодной водой. На миг испытал укол сожаления о том, что, возможно, уже через месяц у этой чудесной квартиры будет новый хозяин — но отмел все сожаления как ветер — сухую опавшую листву.
…Спустя час они выехали за пределы Перхешта и мягко покатили по северной дороге.
Девушка умудрилась проспать всю ночь, свернувшись в кресле калачиком и подложив кулачок под щеку, а Максимус к утру очень даже устал. Глаза словно пылью притрусили, да и в висках начинала пульсировать тупая боль.
Он все-таки остановился на обочине, кое-как выбрался из машины, внимательно осмотрелся — нет ли кого поблизости, и побрел в кусты. В уставшей голове не было ни единой здравой мысли.
— Максимус? — пискнули с дороги через некоторое время.
Пришлось откликнуться и, торопливо застегнув штаны, шагать обратно.
Анджелина потягивалась в кресле, отдохнувшая и свежая.
Посмотрела на него волшебными глазами и констатировала:
— Устал. Может, поспишь?
— Мы не можем останавливаться. Чем скорее я доставлю тебя заказчику, тем лучше и тем безопаснее.
Анджелина насупилась, а он не понял, что такого сболтнул.
— Я поведу машину, — сказала девушка, — а ты поспишь немного.
— Женщины не водят машину, — строго сказал он, а потом запнулся.
Анджелина-Мария выросла в Сфере, где женщины могли делать, что угодно. И, в том числе, крутить руль.
— Я умею, — сказала она и твердо посмотрела на него, — садись на мое место, а я пока тоже… навещу кустики. И торопиться не буду.
— Мне следует пойти с тобой.
— Ты извращенец? — она широко улыбнулась и захлопала ресницами.
— Так я буду уверен, что с вами, мисс Линтон, ничего не случится. Здесь ведь зверье водится.
И, словно в подтверждение своих слов, дернул из саквояжа свернутый кнут.
Она пожала плечами и, выбравшись из машины, побежала в заросли орешника. А Максимус, чувствуя себя дураком, честно стоял поблизости и охранял.
Потом они в самом деле поменялись местами, и Лина, быстро разобравшись с управлением, уверенно повела машину дальше.
— Я дороги не знаю, — сказала вдруг, — если ты будешь спать, то…
— Эта дорога идет прямо на север, прямо в Шиммерхилл.
Максимус огляделся по сторонам. Погони не было. Впереди — ни души. И, отважившись, закрыл глаза, но кнут все же держал под рукой.
…Он проснулся от внезапного толчка. Анджелина остановила машину у обочины.
— Что?
Она повернулась, придвинулась вплотную — так, что уперлась грудью в плечо. Бирюзовые глаза затуманились, губы внезапно оказались так близко, что он почти ощущал их вкус — малину и карамель. Сладкую, тягучую карамель.
— Я хочу забыть Дамиана, — прошептала Анджелина, легонько касаясь щеки ладошкой.
Максимус даже поежился. Происходящее… было неправильным. И совершенно не ассоциировалось с Анджелиной Линтон.
— Но… ты уверена, что хочешь его забыть именно так?
— Да.
Разделяющие их дюймы куда-то делись, и Максимус, затаив дыхание, ощутил ее вкус. Анджелина провела языком по его нижней губе, тоже пробуя, затем на миг отстранилась — но только для того, чтобы ловко перебраться с водительского сиденья к нему на колени. Со знанием дела опустила руку, забираясь пальцами под рубашку.
— Не передумаешь? — прошептал он, чувствуя, что еще несколько мгновений — и уже не остановится. Сдерет с нее эту слишком откровенную одежду, так бесстыже обтягивающую бедра, а потом сделает своей… навсегда…
— Нет, — она прихватила зубами его губу, одновременно расстегивая пряжку ремня, — возьми меня. Ты же хотел меня, там, на балу?
Он взял ее лицо в ладони, притянул к себе и поцеловал — теперь уже сам проявляя инициативу. Дыхание сбилось. Этот ангельский вкус, малина и карамель… Хотелось, чтобы поцелуй… И эти нежные прикосновения маленьких ладошек… И тепло бедер, так тесно прижавшихся к нему… Длились больше, чем вечность. Ему еще никогда не было настолько хорошо. Лучшие проститутки Перхешта теперь казались восковыми куклами, неспособными потушить сжирающий его огонь.