Все те же безжалостные пальцы комкали полотняный подол, задирая юбку.
— Дамиан, нет!
— Тебе понравится, — он снова овладел ее ртом, все настойчивей и ненасытней.
— Нет!!!
Она и сама не поняла, как это случилось.
Ощутила солоноватый вкус на языке, и с ужасом уставилась на мужчину.
Дамиан отшатнулся, прижимая пальцы к кровавой метке на щеке.
— Ты… сука, ты меня… укусила! — пробормотал он, едва ли веря в происшедшее.
— Не приближайся ко мне больше, — Лина отряхнула измятый подол платья, — я больше не люблю тебя. И не хочу.
— Ты… ты… — он достал платок, отер выступившую из укуса кровь, — если бы не ребенок, то…
Она усмехнулась.
— Но ребенок есть, и пока он внутри… ничего ты мне не сделаешь. Иначе останешься без наследника.
— Стерва, — Дамиан прижал платок к ране, а затем рассмеялся горько, — но именно такой ты мне и нравишься… Анджелина. Я не отступлюсь! Или… пеняй на себя.
«Бежать, нужно бежать».
Взгляд лихорадочно скользит по беленым стенам, замирает на подоконнике.
Если Дамиан еще раз прикоснется к ней, она просто не выдержит. Наверное, сойдет с ума. Или умрет на месте.
Лина крадучись подходит к подоконнику, осторожно высовывается наружу, выглядывает из-за занавесок. И едва успевает нырнуть обратно, скрыться от внезапно лязгнувших зубов здоровенной черной псины.
Собачка, черти ее дери.
Чтобы приручить собачку, потребуется время, которого у нее нет.
А что, если именно в эти мгновения Максимус умирает где-то там, в подземелье Вилмера?
«Нет-нет, он не может… он не должен…»
Лина всхлипывает. Снова ползет по коже липкий, животный страх перед неизбежным.
«Я не хочу тебя терять. Пожалуйста, останься со мной».
Когда сероглазый убийца стал ей так дорог? Теперь уже и не скажешь.
Единственное, что Лина знает точно — так это то, что без него… она уже никогда не будет прежней. Дыра в сердце не зарастет.
«Мисс Линтон…»
И сладкое, тянущее чувство в животе от бархатного тембра его голоса, от запаха одеколона, от ощущения твердых мышц под гладким шелком рубашки.
И взгляд заполошно мечется по комнате, разыскивая лазейку.
Лина вздрагивает, когда раздается деликатный стук в дверь.
— Анджелина, можно войти?
Дамиан, будь он неладен.
Она пожимает плечами. К чему вопросы? Разве у нее есть выбор?
— Анджелина?
— Входи, — в горле катается горький ершик.
На глаза стремительно наворачиваются слезы, но Лина быстрым движением стряхивает их.
Она встретила Дамиана, отвернувшись к окну. Видеть его было нестерпимо больно, как будто он собственноручно ковырялся ножом в ее открытой ране. Один его вид неизбежно будил сонм воспоминаний… И — увы! — далеко не все из них были кошмаром.
— Я хотел пригласить тебя на обед. А потом — на прогулку, — прозвучало за спиной.
Лина неопределенно пожала плечами.
Обед? Прогулка? К чему?
Ах, да. Ребенок же.
Медленно обернулась. Дамиан мялся в дверях, и вид имел смущенный, словно первоклассник перед директором. На щеке не осталось и следа от недавнего укуса.
— Анджелина… — глубокая, вытягивающая все силы грусть во взгляде, — пожалуйста, не отказывайся. Я хотел показать тебе Дэнай.
— Хорошо.
Она подхватила шаль, набросила на плечи.
— Теперь я готова.
Дамиан первым вышел в коридор, предложил руку. Сперва она думала сделать вид, что не заметила, но затем вздохнула и положила пальцы на жесткую ткань сюртука. Так и вышли.
… Вечерело. С Дэная дул свежий ветер, заставивший Анджелину плотнее запахнуть плюшевую шаль. Дамиан молча вышагивал в одному ему известном направлении: они миновали широкое и довольно чистое подворье, вышли за ворота и побрели по едва заметной тропинке, проложенной среди выбеленных солнцем бурьянов.
«Если идти вдоль Дэная, то я наверняка приду в Перхешт», — подумала Лина, жмурясь на повисшее у горизонта солнце, — «вопрос в том, выше или ниже по течению расположен город».
Увы, этого она не знала.
Тропинка, изгибаясь словно змея, забирала вверх. Лина решила, что именно это место, обрыв и шумящую внизу стремнину, она приметила по дороге. И туда же ее вел человек, которого она предпочла бы просто забыть.
Наконец, Дамиан остановился — в нескольких шагах от обрыва. Река синела справа и слева, если не подходить к самому краю и не пытаться посмотреть вниз. Анджелина и не хотела, памятуя, что обрыв есть место опасное.
— Анджелина. Давай поговорим. Просто поговорим.
Она вскинула глаза: Дамиан выглядел совершенно спокойным, как будто и не пытался залезть под юбку какой-нибудь час назад.
— О чем?
Взгляд мужчины устремился вдаль, в ореховых глазах отразились алые блики заходящего солнца.
— Как думаешь, человек имеет право на ошибку?
— Ошибки бывают разные, — она опустила глаза.
— Я ошибся, Анджелина, — теперь голос Дамиана стал совершенно бархатным, внушающим доверие, — я хочу заслужить прощение.
Она убрала руку с его локтя. Прищурилась на закат.
— Дело не в прощении, Дамиан. Возможно, когда-нибудь я смогу тебя простить. Но это ничего не изменит.
— Ты не можешь относиться ко мне как к постороннему, — он настолько мягко коснулся ее запястья, что сердце тревожно заныло, — послушай, у нас будет ребенок. Невзирая ни на что, я хочу, чтобы мы были семьей. Я, ты и наш малыш.