Гезат

Александрийский (сейчас он носит название Фаросский по острову, на котором расположен) маяк я заметил километров за двадцать или даже больше. Он почти не изменился с тех пор, как видел в шестом веке нашей эры. Точнее, не выглядел новее. На следующий день я прошел на остров по дамбе, договорился за сестерций с начальником караула, центурионом-римлянином по имени Тит Геганий, чтобы мне дали подняться на вершину этого почти стапятидесятиметрового сооружения, облицованного светлым мрамором. Маяк служит заодно и крепостью, огражден каменной стеной высотой метра четыре с угловыми и одной надвратной башнями. В нижней части его, усеченной четырехугольной призме с длиной сторон метров тридцать и высотой метров шестьдесят, находятся казарма центурии легионеров, комнаты для обслуживающего персонала, склады с припасами и конюшня для мулов, которые привозят дрова и пальмовое масло, необходимые для поддержания огня ночью. Иногда зажигают и днем, причем не столько для обеспечения безопасности мореплавания, сколько для подачи сигналов — типа телеграфная станция. На вершине призмы по углам стоят мраморные статуи Тритона — греческого бога морских глубин, отца тритонов и сына Посейдона, бога морей, и Амфитриты, нереиды типа наших русалок. У него было человеческие голова и туловище и дельфиний хвост. Именно на загнутых хвостах и стояли скульптуры. В центре высилась вторая башня шестидесятиметровой высоты, восьмигранная усеченная пирамида со спиральным пандусом внутри. На вершине ее восемь мраморных колонн поддерживали купол, который защищал от дождя место, где разводили огонь и бронзовые зеркала, направлявшие свет в сторону открытого моря. На куполе громоздился восьмиметровый бронзовый Посейдон. Поскольку у меня сложные отношения с высотой, на самый верх решил не пониматься. Как говорил, съездив во Францию, один мой друг, актер по профессии и по жизни, интеллигентнейший человек, если не плюнул с Эйфелевой башни, в Париже ты не был. Если считать Фаросский маяк аналогом Эйфелевой башни, то в Александрии я наконец-то побывал.

Собирался посетить маяк в первый же день, потому что приплыли мы сразу после полудня, но встретили нас не очень приветливо. Что бы там ни говорили про Гая Юлия Цезаря, чуйка у него прекрасная. Он дождался, когда выгрузятся все воины, и только после этого заехал в город, хотя льстивые хозяева зазывали отправиться сразу, с небольшой охраной. Мол, остальные догонят, тут не заблудишься, дворцовый комплекс виден издали, а мы так рады вам, так рады…

Александрия разрослась почти до тех размеров, что будет в шестом веке нашей эры, и обзавелась стенами и башнями, которые, как мне показалось, почти не изменятся. Хотя могу ошибаться, слишком давно это было, точнее, будет. Царский дворец, который любезно предложили для размещения Гаю Юлию Цезарю, находился в северо-восточной части города, на берегу пролива, отделявшего остров Фарос от материка. От Портовых ворот начиналась широкая, метров двенадцать, улица, ведущая вдоль крепостной стены к царскому комплексу. Впереди процессии шагали хозяева — десятка два толстых и важных египтян и греков, одетых одинаково, по греческой моде, и переговаривавшихся на греческом языке.

К моему удивлению Египет сильно эллинизировался с тех пор, как я был здесь с Александром Македонским. Мощная греческая культура победителей, которая казалась мне не только не пересекающейся с не менее мощной египетской, но и расположенной в совершенно другой плоскости, все таки сумела наложиться, причем так плотно и тяжело, что побежденная выглядывала лишь где-нигде по краям, в глубинке. А ведь как сопротивлялась вначале! Так же, как сейчас этот греко-египетский гибрид сопротивляется романизации.

Сразу вспомнил двадцать первый век, когда американизированный мир начинал потихоньку отступать под натиском китайской культуры. Мне повезло вовремя убраться оттуда, до наступления светлого всекитайского будущего. Все-таки английский язык учить мне было легче, чем китайский. Про иероглифы и вовсе молчу. Хотя черт его знает, куда я попаду при следующем перемещении, может быть, и в китаизированный мир, где знания языка и культуры пригодятся…

Следом за сановными аборигенами шли три когорты легионеров. За ними шагали ликторы с фасциями — пучками розг, привязанных красной лентой к топору — символом права пороть и казнить, за которыми и ехал на коне со свитой Гай Юлий Цезарь. Дальше следовали еще две когорты легионеров и скакали всадники-германцы под моим командованием. Кстати, в вопросах охраны главнокомандующий доверял нам больше, чем римлянам. По обе стороны улицы, на крепостной стене и плоских крышах домов стояли аборигены и пялились на нас, выкрикивая насмешливые замечания. Улица была грязной. Египтяне так никогда и не научатся наводить порядок за пределами своего жилья. Видимо, привыкли, что Нил при разливе уберет лучше всех.