Самое забавное, что нападали только на римлян и других смуглых и темноволосых, германцев не трогали. Светловолосые и голубоглазые жердяи вызывали у мелких аборигенов чувство ужаса. Именно так, по их мнению, выглядят злые духи. Кстати, у германцев всякая нечисть и просто плохие люди обычно черноволосы, черноглазы и низкого роста, а иногда еще и со смуглой кожей. Мои подчиненные пользовались своей дурной славой, обирая торговцев, пока лавки, расположенные по соседству, не закрылись, а потом и крестьян из ближних деревень. Если я ехал с подчиненными, то мы окружали деревню, я вызывал старосту и на египетском языке перечислял, что нам надо. Крестьяне безропотно выдавали затребованные продукты. Что германцы делали, когда приезжали без командира-полиглота, не знаю, но вскоре, завидев меня, крестьяне начинали радостно улыбаться. В благодарность за это я, помня свой предыдущий опыт общения с египтянами, заставлял самых улыбчивых дегустировать вино, которое отдают нам. Пока что никто из них не перестал улыбаться, услышав и выполнив мой приказ, и мы ни разу не траванулись.
Гай Юлий Цезарь призывал нас вести себя с египтянами, как с друзьями. Он собирался выколотить из нынешнего царя Птолемею десять миллионов денариев — фантастическую сумму по нынешним временам. Именно столько отец нынешнего правителя, тоже Птолемей (в их династии все сыновья носят это имя), когда-то пообещал римлянам, если помогут ему вернуть трон, захваченный дочерью. Римляне помогли — и теперь пришло время расплатиться. Видимо, таких денег в казне нет, потому что предыдущие два года был очень плохой урожай из-за малого разлива Нила, а, может, и есть, просто жалко отдавать, поэтому египтяне тянули резину, не отказываясь, но и не возвращая долг. Между Александрией и Пелусием — городом на востоке страны, где сейчас находился со своей армией царь Птолемей — постоянно сновали посольства и курьеры. Расположился он там потому, что готовился отразить нападение своей старшей сестры, жены и соправительницы Клеопатры. Впрочем, решали все за этого тринадцатилетнего сопляка, тщедушного и болезненного, интернациональный триумвират: его воспитатель евнух Потин, национальность которого неизвестна, потому что попал в рабство ребенком, но походил на семита, учитель-грек Теодат и командующий армией египтянин Ахилла.
Однажды утром Гай Юлий Цезарь вызвал меня к себе. Вместе со старшими командирами и свитой жил он во дворце. Меня принял в большой комнате с высоким — метров шесть — потолком, стены которой были расписаны подвигами Александра Македонского. Видимо, художник не видел царя или сказалась художественная манера греков приукрашивать действительность, поэтому я не сразу догадался, кто изображен. Император сидел за низким столиком и читал послание на папирусе, написанное на греческом языке и украшенное по краям разноцветными завитушками. Римляне до такого еще не додумались, значит, послание от царя Птолемея. В правом углу за другим таким же столиком сидел раб Секстий и что-то писал на папирусе. Процесс, видимо, был предельно сложен, потому что раб высунул кончик языка, уперев его в верхнюю губу.
Продолжая читать, Гай Юлий Цезарь произнес:
— А ты был прав по поводу той статуэтки. Помнишь, в Галлии?
— Я бы не позволил себе обмануть императора, — молвил я, тщательно скрывая иронию.
— Тогда ты был бы исключением! — насмешливо бросил он и, швырнув на столик послание, развернул свою мысль: — Все пытаются обмануть меня! И это ничтожество тоже!
— Правителю надо говорить, что обязан, а это не всегда правда, — поделился я жизненным опытом.
— Правителю, но ни этому мерину Потину, который вертит Птолемеем, как хочет! — раздраженно возразил Гай Юлий Цезарь.
— Если не удается договориться с одной стороной, надо попробовать с другой, — подсказал я, зная, чем закончится наше путешествие в эту страну.
— Именно для этого я и позвал тебя, — сказал он. — Надо отвезти мое послание Клеопатре, сестре, жене и соправительнице Птолемея, которая сейчас воюет с ним за трон. Представляешь, у этих дикарей принято жениться на сестрах!
Я не стал информировать его о том, на сколько тысячелетий египетская цивилизация старше римской. Образованность чревата наказанием. Слишком умных не любят во все времена, особенно слишком властные.
— Не хотят тратиться на приданое, — шутливо предположил я.
— Пожалуй, это единственное разумное объяснение! — улыбнувшись, произнес он, после чего вернулся к делу: — На днях сюда приедет Птолемей, и было бы хорошо, если бы и Клеопатра оказалась здесь. Попробуй уговорить ее. Ты ведь самый умный и хитрый из всех моих командиров и помощников!
То есть, считает меня почти таким же умным и хитрым, как сам.
Поскольку я знал, что их встреча состоится, поэтому, уверенно произнес:
— Она будет здесь.