Гибель античного мира

Помимо неоплатонической философии и смеси мифов, принадлежащих к различным культам, которые не совсем последовательно синтезировались, язычество не имело другой теологической основы. Оно располагало достаточно общепризнанными моральными установками, отличавшимися от христианских только силой выразительности. Особых языческих организаций не было, культовые ритуалы самостоятельно совершались жителями деревень или членами тайных обществ. Максимин и Юлиан полагали, что это является слабым местом вероучения, и назначили старших священников, функционально подобных епископам, в каждый город и старшего священника высшего ранга, аналогичного митрополиту, в каждую провинцию. В Египте же профессионального духовенства не было, посты священников занимались, как правило, мирянами, как в течение одного года, так и пожизненно. Гражданские культы обычно избирались городским советом.

Сила язычества заключалась в том, что была религией для всех. Крестьянство она обеспечивала обрядами, которые были призваны повысить плодородность почв и отвратить вредителей; благочестивых мужчин и женщин, обеспокоенных своим благополучием в загробном мире, — тайными культами, а интеллектуалов — глубокой и весьма смутной философией. Языческие храмы и церемониалы в эстетическом отношении были достаточно привлекательными, мифы и обряды неразрывно переплетались с богатым литературным наследием Греции и Рима, которым дорожили все образованные люди, а также с величественными традициями Римского государства.

Язычество не было героической религией. Отдельные язычники сражались за свои храмы, но мучеников в этой религии насчитывалось не так уж много, и большинство ее последователей подкупали власти для того, чтобы те не вмешивались в их богослужение, или отправляли обряды тайно. Но вместе с тем язычество вело против христианства упорный оборонительный бой, и не только при Юлиане (361–363 гг.), но и при Евгении (392–394 гг.) на Западе, а также во время мятежа в Илле, вспыхнувшем при Зеноне на Востоке: язычники все еще надеялись, что старые божества снова вступятся за них. Переживая все эти события, христиане боялись, что мечта язычников воплотится в реальность. Случаи возвращения к языческой вере после принятия христианства в 325 г. продолжали оставаться частым явлением. Они предпринимались для того, чтобы спровоцировать введение новых законов относительно наказуемости перебежчиков.

Строгий монотеизм раннего христианства оказался неспособным долго выдерживать огромный наплыв новообращенных, который начался в начале IV в. В памяти христиан навечно сохранились святые прошлого и особенно великомученики: за их могилами ухаживали, а годовщины смерти отмечались специальными службами. В IV в. на подобных надгробиях стали возводить часовни, годовщины смерти же превратились в народные праздники. Люди начинали верить, что, обладая непосредственным доступом к Богу, святые и мученики могут передать Ему прошения простых смертных, а вскоре утвердилось мнение, что и они способны отвечать на такие прошения. Из практических целей святых и мучеников стали почитать как малых божеств. Полагалось, что их тела обладают магическими свойствами и на их могилах совершается бессчетное множество чудес.

Чтобы избежать общественного гнева, тел истинных мучеников оказывалось слишком мало, и обычно с помощью провидения отыскивались новые. Папа римский Дамасий (366–385) обнаружил много таковых в Риме, Амвросий раскопал двух святых, Гервасия и Протасия в Милане, и еще двух, Виталия и Агриколу в Болонье, а впоследствии были найдены останки еще трех святых в Милане. В 415 г. Лукиан, священник палестинской Кафаргамалы, отыскал тела Гамалея и его сына Никодема, и что более ценно, тело великомученика Стефана. В нашем распоряжении имеется циркулярное письмо, адресованное церквям империи, в котором Лукиан описывает свою находку. Вскоре прах святого Стефана был расчленен, а некоторые его части отправлены в Африку и на Болеарские острова. Тела только что канонизированных святых, особенно отшельников, также отыскивались в больших количествах. Иногда за их останки разворачивались настоящие битвы.

Вместе с тем определенную обеспокоенность вызывали поддельные останки. Мартин из Тура посетил усыпальницу одного мученика, которая была освящена его предшественником в предместье Тура. Имя святого известно не было, а о его страданиях существовали лишь отрывочные факты. Мартин, обладавший чувством кри-г тичности, которое было необычным для его возраста, проявил сомнение. Чтобы получить откровение, он много молился, и наконец перед ним предстал зловещий дух, признавшийся, что в действительности он был разбойником, которому за преступление отрубили голову, а почитаем он был по грубой ошибке. В 401 г. Африканский собор осудил «алтари, которые были воздвигнуты повсеместно посредством мечтаний и неопределенных так называемых откровений кого-либо и всех». Но в принципе, новый культ не вызывал сомнений и приветствовался иерархией в целом.