Усевшись на свое место, Воронина сделала беспомощный жест обеими руками:
— Куда-то пропало письмо!
Куракин внимательно на нее посмотрел:
— Если нет последнего письма, то, может быть, вы представите суду какое-нибудь другое письмо дочери?
Воронина жалобным тоном объяснила, что несчастье с сыном «сняло с нее голову» и она совсем потеряла память. Письма лежали вместе, и дело как раз в том, что она не помнит, куда она положила всю связку писем.
Процесс пошел своим чередом.
В зал для допроса был вызван последний свидетель, Монастырский. Жилистый старик с нависшими бровями и щетинистым подбородком явился в суд по ходатайству защиты.
— Монастырский, Иван Пантелеймонович! — браво доложил он суду, вытянувшись по-солдатски. — Ась? Нельзя ли громче, граждане судьи?
Он, оказывается, был глуховат.
— Чем занимаетесь? — громко спросила судья.
— Сапожным ремеслом! В мастерской «Изящная обувь» закройщиком.
— Живете по-соседски с Ворониной?
— Так точно!
Судья сказала адвокату:
— Это ваш свидетель, задавайте вопросы.
— Дочь у Ворониной была? — спросил адвокат.
— А как же, была, — отвечал свидетель. — Валентиной звали. Только пропала дочь-то.
— Как это «пропала»?
— А очень просто. Как задумала Ворониха замуж за этого… стрекулиста идти, она всех своих потомков под корень истребила. Дочь выгнала побоями, а сына… Сами, граждане судьи, знаете, что она с сыном сделала.
— Старый подлец! — вскочив, закричала Воронина. — Это ты мне мстишь за то, что я, овдовев, за тебя не пошла!
— Нужна ты мне очень, — сказал старик. Судья строго призвала Воронину к порядку.
— Значит, никуда дочка не вербовалась, а просто сбежала из дому? — уточнил адвокат.
— Так точно! — твердо отвечал свидетель.
— А что же Воронина с сыном сделала, вы так и не сказали?
Свидетель молча показал на свою морщинистую шею.
— Нет, уж вы отвечайте словами, а не жестами!
— Убила, — глухо сказал старик и вдруг заплакал, — мальчишку жалко! Хороший был мальчишка…
Воронина, присевшая было, вновь вскочила и крикнула:
— Нет!
Вдовиченко сохранял прежний невозмутимый вид.
— Послушайте, — спросил Куракин Монастырского, — откуда вы взяли, что Саню убила гражданка Воронина? Вы что же, видели, как она убивала?
— Видать не видел, а знаю, — отвечал свидетель уверенным тоном.
— Да откуда вы это знаете?
Старик молчал.
Куракин продолжал:
— А вам известно, что на трупе найдены обрывки бумажного куля и что такие же кули обнаружены у Новожилина?
Старик сердито посмотрел на обвинителя:
— Мне-то известно! А вот вам известно ли, что этих самых кулей видимо-невидимо выбраковал цементный завод по соседству с нами? Цельная гора кулей на пустыре лежала, и каждый житель себе малость брал. И у меня их в каморке сложена сотня, так это значит, что я мальчишку убил?
— А проволока? — спросил Куракин. — Та же самая проволока, которая была найдена на трупе, обнаружена и у Новожилина!
— Нет, не такая! — упрямо возразил старик. — На Сане нашли телеграфную проволоку, а у Леньки Новожилина — телефонную, в красном ободочке?
— А откуда вы это знаете?
— Слухом земля полнится!
— Имеете еще вопросы, товарищ прокурор? — несколько нетерпеливо спросила судья. — Нет? А вы, товарищ адвокат?
— Насчет рыбной ловли, — вежливо привстал защитник. — Имею вопрос, часто ли гражданин Вдовиченко рыбку ловил?
— Какое отношение, однако? — удивилась судья.
— Прямое, товарищ председательствующая! Самое прямое, уверяю вас. Но разрешите спросить свидетеля, не объясняя заранее что к чему.
— Задавайте!
Адвокат обратился к свидетелю:
— Скажите, ваш сосед Вдовиченко, кажется, любитель рыбной ловли?
Свидетель отвечал утвердительно.
— А не ходил ли он на рыбную ловлю рано поутру шестнадцатого мая, то есть через несколько часов после того, как кем-то был убит Саня?
— Да, я его встретил уже на обратном пути. Это было часов в пять утра, когда я работал на своем огороде. Через огороды лежит прямой путь от нашей улицы к реке Каменке, что близ зоологического сада. Вдовиченко шел домой.
— С удочкой и с другими принадлежностями для рыбной ловли?
Старик задумался.
— Не с удочкой, а со свертком, — сказал он решительно и показал руками. — Вот с таким. В газетке завернутый был. Я хотел было спросить, а чем же он рыбу ловил и почему без улова возвращается, да вижу, сердитый идет, задумчивый и без охоты ответил мне на приветствие. Я так понял: расстроился человек неудачной ловлей.
— Это было, вы говорите, в пять часов утра? — спросил Куракин. — И он уже возвращался?
— Да, это точно.
— Свидетель, — обратился обвинитель к Вдовиченко, — вы здесь говорили, что в то утро встали в шестом часу утра, вышли во двор умыться и заметили, что вашего пасынка нет в сарае. Тогда вы пошли к гражданке Ворониной и сказали ей об этом. А теперь свидетель Монастырский показывает, что в пять часов он вас встретил уже на обратном пути с рыбной ловли. Как это понять?
— Очень даже просто, — спокойно ответил Вдовиченко, — свидетель Монастырский — старый дед и все перепутал. Часов у него, должно быть, нет…
— Имеются, — показал Монастырский, показывая на руку.
— Ну, все равно, — продолжал Вдовиченко, — перепутать можно и с часами.