Гибель профессии

Новицкая, пожилая женщина, заведующая райторготделом, жила рядом с Ворониной. Свидетельница была в курсе ее семейной жизни, знала ее сына Саню и ее сожителя Вдовиченко. Особой дружбы между соседями не наблюдалось. Однако они поддерживали хорошие отношения.

— Саню я знала еще мальчиком десяти-одиннадцати лет, — сказала Новицкая. — Ничего дурного я за ним не замечала, мне и сейчас непонятно, почему он попал в исправительную колонию. Это был мальчик привлекательный и одаренный, с удивительно развитым чувством справедливости. Мне показалось, что он страдал не столько от самой отправки его на исправление, сколько от сознания несправедливости со стороны родной матери. Видимо, это острое чувство в подросшем Сане усилилось. Он вернулся не то что озлобленным против матери, а скорее — со страстным желанием доказать ей ее неправоту. После его возвращения я несколько раз беседовала с ним. Это чистый юноша, несмотря на все перенесенное. Он рвался к учебе. Были у него и любимые книги: «Как закалялась сталь» и «Повесть о настоящем человеке», он привез их с собой из колонии. Я недавно его спросила: кем бы ты хотел быть, Саня? А он говорит: «Пашкой Корчагиным!» А потом немного подумал и добавил: «И Мересьевым тоже! И Юрием Гагариным!» Это прозвучало по-детски, но так искренно, что сердце мое обрадовалось!

— Не знаете, какие отношения были между Ворониной и Вдовиченко? — спросила судья.

Свидетельница пояснила, что отношения у них, видимо, хорошие, но что, по ее наблюдениям, Воронина целиком находится под влиянием Вдовиченко, который «командует ею».

— А как относился Вдовиченко к Сане?

Свидетельница слегка замялась. Ничего «такого» она не замечала, но однажды слышала через забор, как Воронина сказала Вдовиченко:

— Чем он тебе мешает?

А он отвечал сердито:

— В дела мои встревает. Надоело!

— А вы твердо знаете, о ком именно шла речь? — спросил обвинитель.

Свидетельница ответила, что она может лишь предположительно назвать Саню.

— Скажите, а вам из сарайчика были бы слышны крики и шум борьбы?

Свидетельница несколько опешила при странном вопросе обвинителя. Подумав, она ответила:

— Скорее всего, услышала бы. Сплю я чутко…

Защитник выругал себя в душе, что ему не пришло в голову задать этот вопрос, и спросил:

— Сам ли приехал к матери Саня или его привезли?

— Привез милиционер.

— Больше вопросов нет? — спросила судья.

— Еще один или два, — привстал адвокат. — Но я хотел бы спросить сначала свидетельницу Воронину…

— Воронина, встаньте, — сказала судья.

— Правда ли, гражданка Воронина, — спросил адвокат, — что вы на второй день после исчезновения сына побелили сарайчик, в котором он ночевал? С чего бы это?

В зале наступила настороженная тишина. Воронина помолчала и тихо произнесла скорбным голосом;

— Да я ведь тогда не знала, что сын убит…

— Это верно, — подхватил адвокат, — но с другой стороны, так или иначе, произошла беда, исчез сын, материнское волнение велико, и вдруг мать занимается столь прозаическим делом, как побелка, да еще того помещения, из которого пропал ее сын. Впечатление такое, что освободившееся наконец помещение приводится на радостях в исправный вид!

— Товарищ адвокат, я прошу вас не говорить здесь о ваших впечатлениях, — строго заявила судья, — вопросов у вас больше нет?

— Имею вопрос к свидетельнице Новицкой. Скажите, свидетельница, вы не удивились, когда ваша соседка принялась наводить праздничный лоск на стены сарая именно в те дни, когда исчез ее сын?

— Да, меня несколько это покоробило, — подтвердила Новицкая.

— А что, собственно, произошло с дочерью Ворониной, — спросил обвинитель. — Куда она уехала?

— Помнится, — ответила Новицкая, — несколько лет назад мать сказала мне, да и другие соседи слышали, что она отвезла дочку к бабушке в Саратов. Да и из школы приходили, интересовались. Мать дала тот же ответ.

— Это верно? — обратилась судья к Ворониной. Та неохотно поднялась.

— Путает гражданка. Не уехала, а завербовалась.

Куракин несколько раздраженно спросил Воронину, не путает ли она сама, дело-то ведь было давно. Воронина стояла на своем. Тогда обвинитель обратился к подсудимому:

— Вы слышали показание свидетельницы Новицкой: убитый будто бы чем-то досадил своему отчиму. Не знаете ли, чем именно он мог ему досадить?

— Знаю, — твердо сказал Новожилин. — Саня говорил мне, что Вдовиченко — жулик и спекулянт… Ну, и предупредил отчима: прекрати, говорит, позориться, или худо будет!

Вдовиченко вдруг потерял свой добродушный вид и метнул в подсудимого откровенно-злобный взгляд, но промолчал.

— А почему же убитый так и не сделал на отчима заявления?

— Потому что не успел, — простодушно ответил Новожилин.

Вскоре был объявлен перерыв до следующего утра.

Глава восьмая

Письмо дочери

На следующее утро заседание возобновилось несколько позже назначенного часа: ждали Воронину. Она объяснила судье свое опоздание тем, что долго искала письмо дочери, но оно куда-то запропастилось.

Открыв заседание суда, председательствующая сообщила, что обещанного свидетельницей Ворониной письма дочери нет.