Гибель профессии

— Ранее того? То есть до появления у вас дома Вдовиченко? Он поселился в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Но тогда вашей дочери было тринадцать-четырнадцать лет! В таком возрасте не может быть и речи о вербовке на работу.

Воронина молчала, как будто это к ней не относилось. Судья внимательно на нее поглядела и спросила:

— Как же получается, Воронина? Вы говорите, что ваша дочь завербовалась, но ведь защитник прав, этого не могло быть в ее возрасте.

— Я не помню, — с усилием сказала Воронина. — У меня такое несчастье, а меня пытают…

— Никто вас не пытает, — сказала судья. — Мы лишь выясняем, куда же делась ваши дочь.

— Туда же, куда делся и сын, — тихо, но внятно сказал подсудимый.

— Неправда! — Горячо возразила Воронина. — Вы его не слушайте! Я от нее недавно письмо получила.

— Да вы покажите письмо — и дело с концом, — досадливо сказал Куракин.

— Письмо при вас? — спросила судья.

— Нет, но я его вам принесу! — воскликнула Воронина.

Адвокат поднялся:

— Имею ходатайство. Прошу обязать свидетельницу представить суду это письмо после перерыва.

— Поддерживаю, — отозвался Куракин.

— После перерыва принесите, пожалуйста, письмо дочери, — сказала судья Ворониной.

Следующим вызвали Васю Беляева.

В зал вошел коренастый подросток с начисто выбритой круглой головой.

— Вы подсудимого знаете? — опросила его судья.

— Леньку? Как же, вместе учились.

— Не Леньку, а Леонида. Вы присутствовали, когда происходило опознание трупа убитого Сани?

— Был. Да я не один был, там мальчишек собралось — во!

— Подождите. Я ведь не о мальчиках вас спрашиваю. Ну, что вы там наблюдали?

— А я ничего не наблюдал.

— Был у вас среди мальчиков разговор, кто убил Саню?

— Да мало ли болтали…

— Ну, а о Леониде Новожилине тоже болтали?

Вася с беспокойством посмотрел на подсудимого и сказал:

— Да сказал кто-то, будто и Ленька… Леонид мог это сделать.

— А зачем ему это понадобилось?

— В карты играли.

— Ну и что же?

Из Васи положительно приходилось тянуть каждое слово!

— Ну, и проиграл будто бы Саня ему фотоаппарат, а отдавать не захотел.

— Значит, из-за фотоаппарата?

Вася молчал.

— Ну, а что сказал Леонид на такое предположение? Рассердился?

— А я не знаю, может, и рассердился, — сказал Вася. — Только он молчал, откуда же мне знать!

Допрос перешел к обвинителю:

— Значит, вместо того чтобы протестовать и возмущаться, подсудимый молча проглотил это обвинение?

— Да это не все говорили, а только один, Колька Адабашев!

— Ах, вы наконец припомнили его фамилию! — сердито сказал Алексей Никитович.

— Да, припомнил. Они всегда между собой ссорились!

Куракин заявил, что больше вопросов не имеет. Тогда адвокат спросил мальчика:

— Откуда вы знаете, что Саня проиграл Леониду фотоаппарат и не захотел ему отдавать?

— Люди говорили!

— Это какие же люди?

— Ну, Ворониха.

— Вы хотите сказать, гражданка Воронина? Мать убитого?

— Угу.

— «Угу» или да?

— Да.

— А когда она говорила? И кому именно?

— Моей матери говорила.

Мальчик шмыгнул носом и уселся на скамейке поодаль от Ворониной и ее мужа.

— Свидетель Коваленко! — вызвали судья. По залу точно волна прошла. Все знали, что Коваленко — основной свидетель обвинения. Куракин стал листать бумаги.

— Я — Коваленко.

Перед судьями стоял стройный юноша, с высоким лбом и мечтательными голубыми глазами.

— Вы дружили с подсудимым? — начала допрос судья.

— Да, дружил.

— Он говорил вам, что убил Саню?

Коваленко, не отвечал, поглядел на сидевшего против него, за прокурорским столом, Куракина. В свою очередь, Куракин молча и выразительно глядел на Коваленко.

Адвокат внимательно смотрел на обоих.

— Ну, отвечайте, — нетерпеливо сказала судья.

— Видите ли… — нерешительно начал свидетель, — дело было так: я ему сказал, когда нашли труп: мать убитого на тебя говорит.

— То есть обвиняет его в убийстве? — уточнила судья.

— Да. А он мне в ответ: пусть говорит! Я опять: неужели это ты сделал?

— И что же он вам тогда ответил? — спросила судья. В зале была мертвая тишина.

— Ответил: а хоть бы и я!

— А вы свои показания у следователя помните? — спросила председательствующая. Тут в протоколе записано иначе: «Ответил, что это сделал я».

— Неправильно записано! — решительно возразил Коваленко.

— Разрешите мне, — сказал Куракин. — Разве это не одно и то же: «хоть бы и я» или «это сделал я»?

— Ну, нет! — воскликнул свидетель.

— Другой оттенок мысли, — сказала судья. — В первом случае — предположение, а во втором — утверждение.

— К чему же в таком случае подсудимый вообще сказал вам эту фразу: «А хоть бы и я»? — спросил Куракин.

— А у него это в характере — пошутить, — ответил свидетель. — Он ради шутки и другое нам сказал: будто бы Саня не отдал проигранного фотоаппарата.

— А разве он отдал?

— Отдал!

— А куда же аппарат делся? У Новожилина при обыске не обнаружен.

Коваленко смущенно ответил:

— Это у его мачехи надо спросить. Ленька… Леонид дал мачехе спрятать… А она потом отказалась…

— Врет парень! — закричала Воронина. — Я у нее спрашивала. Не давил он аппарата!

— Достаточно! — сказала судья.

Далее давала показания соседка Ворониной и ее сослуживец по работе в зоологическом саду, Новицкая, вызванная по ходатайству защиты.