Где-то в середине ночи голова Ирины вдруг доверчиво прислонилась к его плечу. Это прикосновение мгновенно вырвала юношу из той тревожной полудрёмы, в которую он потихонечку сползал. Януш скосил глаза в сторону женщины и увидел её ровный пробор, кусочек бледного лба и тонкие чуть подрагивающие в такт дыханью крылья носа. Ирина спала. Боясь разбудить её, он просидел неподвижно до самого утра.
День обещал быть солнечным: за ночь небо полностью очистилось от тяжёлых дождевых туч, и теперь ничто не мешало солнцу, неторопливо встающему над Понтийскими горами.
Ирина так и не открыла глаз, когда Януш бережно отстранил её от себя, трогательно покорную и удивительно уютную, и с чувством лёгкого сожаления (хочешь не хочешь, а вставать-то всё равно надо!) прислонил к тихонько похрапывающему монашку. А тот вдруг глянул на янычара сонными, абсолютно бессмысленными очами и вновь уронил голову на поджатые к груди колени.
Януш, на ходу разминая затёкшие от долгого сидения члены, направился к журчащему неподалёку ручью. Ещё вчера, когда они переходили его под проливным дождём, юноша обратил внимание, что ручей буквально кишит форелью: их гибкие, стремительные тела, то и дело задевали бредущего по пояс в воде янычара с женщиной на руках и следующего за ним монашка. Монашек даже поначалу охал от неожиданности, когда какая-нибудь непуганая рыбина беспардонно тыкалась в него и тут же уносилась прочь, абсолютно невидимая в мутном бурлящем потоке.
И вот сейчас Януш направлялся к ручью, чтобы поймать две-три форели на завтрак.
Ловить голыми руками рыбу юноша научился ещё в янычарской школе. Как когда-то говорили его наставники: настоящий солдат, даже будучи без оружия, всегда сумеет добыть себе пропитание.
Не прошло и получаса, как на берегу ручья трепыхались две крупные рыбины. Ещё одну юноша как раз нащупал под торчащими из воды корягами и теперь, ласково поглаживая прохладный и скользкий бок беспечной жертвы, осторожно, дабы не спугнуть, вёл руку к её голове. В мутной воде можно было полагаться только на свои ощущения. Едва его ладонь коснулась быстро пульсирующих жабр, он молниеносно вонзился в них пальцами, не оставив бедной рыбине ни единого шанса. Через мгновение, выброшенная на берег, она лишь растерянно разевала рот и бессильно изгибалась жирным, серебром отливающим боком рядом со своими такими же несчастливыми товарками.
Нанизав улов на тут же сделанный из гибкой ветки кукан, он отправился назад к расщелине. Там юношу уже ждали встревоженные его внезапным исчезновением Ирина и монашек. Женщина даже выбежала навстречу, но тут же, смешавшись, остановилась.
— Мы проснулись, а тебя нет, — тихо сказала она.
Греческой статуи больше не существовало: перед янычаром стояла юная рыжеволосая женщина с серыми, приязненно глядящими на него глазами. Надо признать очень красивая женщина. «Странно, что я сразу не заметил этого», — подумал он и нарочито строго, чтобы скрыть своё смущение, наказал Ирине и монашку собирать хворост для костра, а сам занялся главным: добычей огня.
Пара подходящих камней, сухой мох, немного терпения, и вот уже вслед за тонкой струйкой дыма под руками янычара затрепетали робкие язычки пламени...
Когда костёр наконец разгорелся настолько, чтобы его можно было спокойно поручить заботам своих спутников, Януш принялся за форель. Острым краем камня он вспорол каждой брюхо, выпотрошил и обмазал толстым слоем глины (для этого ему снова пришлось вернуться к ручью). К тому времени, когда он закончил, костёр уже достаточно прогорел. Янычар толстой веткой сгрёб его в сторону, положил на оставшуюся в кострище золу все три рыбины и завалил её горящими углями...
Ирина и монашек во все глаза наблюдали за действиями янычара, то и дело, сглатывая голодную слюну. Но прошла, кажется, ещё целая вечность, прежде чем Януш снова сгрёб в сторону прогоревшие угли и дымящиеся, зажатые в чёрные панцири рыбины предстали взорам истомившихся в ожидании людей.
Сказать, что рыба была восхитительной — это не сказать ничего. Нежная, точащаяся золотым соком форель цвета розовых лепестков буквально таяла во рту. Жиром лоснились подбородки. Подушечки пальцев, щёки и носы — всё было испачкано в золе...
Но до конца насладиться запечённой в глине форелью путники не успели...
Серые глаза Ирины, ещё мгновение назад с приязнью смотревшие на янычара, вдруг испуганно расширились, заметив что-то за его спиной. Януш обернулся.
Со стороны моря к ним неспешно поднимались какие-то люди. Числом около дюжины. Загорелые до черноты лица, крепкие приземистые фигуры. На большинстве — домотканые выгоревшие на солнце рубахи и короткие, чуть ниже колена штаны — типичная одежда здешних рыбаков. Да и их самих можно было бы принять за рыбаков, если бы не сабли да длинные кривые ножи за широкими поясами. На берегу темнели две похожие на ореховые скорлупы лодки, на которых, судя по всему, эти люди и приплыли. Около лодок Януш заметил ещё одного: заслоняясь ладонью от солнца, он с интересом наблюдал за происходящим.