Гибельный огонь

Олаф был королем в Дронтхейме и молился Белому Христу, но в горах еще оставались другие боги, и именно им Хединн и его жена приносили жертвы по вечерам. Закончив, они немного подождали, наблюдая за облаками, которые громоздились высоко над верхушками елей. Хединн улыбнулся, когда первая из его коров прошла через поляну к сараю для скота, остальные последовали за ней молчаливой процессией. Слева топала черная дворняжка, которая слегка куснула за нос отставшую корову, а в конце шеренги ковылял пастух Гейдж, почти теряясь на фоне леса позади него.

— У него нет помощников, — сказала Гудрун мужу. — И как же ему удается держать их в стаде?

Хединн пожал плечами.— Кажется, он им насвистывает. В нем, знаете ли, течет лесная кровь, и они умеют обращаться с животными. И большую часть работы делает собака.

Пастух повернулся к парочке, и хотя темнота и расстояние скрывали его черты, Гудрун вздрогнула. — Фу, — сказала она, — лучше бы нам не смотреть на него. Почему бы вам не продать его торговцу?

— Сейчас, милая моя, — сказал Хединн, ласково поглаживая прекрасные волосы своей жены, — он хороший пастух, несмотря на свою внешность. И мы никогда не дадим ему даже изношенного чайника, вы же знаете.

Пес ждал своего хозяина у дверей сарая. Они вошли вместе, и Гейдж закрыл за ними дверь.

— Значит, он спит с коровами? — удивленно спросила Гудрун.

— В углу коровника, — согласился ее муж. — Он и его собака спят вместе. И он ест любые объедки, которые ему дает повар. Он действительно ничего не стоит в своей работе, — самодовольно заключил Хединн, — если вы научитесь выносить его лицо, дорогая.

Гудрун рассмеялась и похлопала мужа по руке. — Другие мужчины не имеют никакого значения, милый, никаких других мужчин.

***

— О, Гудрун, как я выгляжу? — спросила Инга, делая пируэт в голубом вышитом платье, которое полностью демонстрировало ее пышные прелести над поясом из медных дисков. Гудрун прислонилась спиной к стене и критически посмотрела на сестру своего мужа. Толстая коса девушки свободно свисала, а не собиралась вокруг головы, и она блестела в свете лампы. Несколько прядей запутались в ожерельях Инги из граненых оловянных бусин.

— Ну вот, — сказала Гудрун, высвобождая волосы, — ты не должна так метаться, иначе не сможешь встретиться с Бьорном. Ты не должна опозорить ни дом, ни брата.

— Ой, тише, — пожаловалась девушка, — они ничего не заметят, они уже напьются к этому времени. Почему Бьорн не мог увидеть меня, пока был еще в состоянии увидеть?

— Вопрос о свадьбе еще не обсуждался, — упрекнула ее Гудрун. — Это было бы неприлично. И независимо от того, кто может это оценить, ты должна выглядеть наилучшим образом для своего мужа.

— О, я действительно хочу быть красивой, — раздраженно ответила Инга, — но я не думаю, что Бьорну нужна жена, которая просто как кукла на палочке, которая сидит в углу, ничего не делая. Знаете, — добавила девушка с задумчивой усмешкой, — говорят, что он действительно медведь, как и его имя. Все грубые и сильные…

Гудрун строго кивнула, чтобы девушка замолчала. — Ты готова настолько, насколько это возможно, — сказала она, — и мужчины ждут.

Обе женщины вышли в теплую майскую темноту, где в облаках пряталась тонкая луна. Летняя кухня была ярко освещена, и слуги бегали между ней и главным залом. Перед открытой парадной дверью уже стояли две пустые фляги из-под медовухи. Трудно было поверить, что гуляки могли потребить такое количество спиртного и при этом еще уменьшить количество оленины, которую им приносили.

— Ох! — ахнула Инга, увидев сидящую на корточках фигуру, освещенную ярким светом из дверного проема холла. — Но это всего лишь Гейдж.

Пастух повернулся и пристально посмотрел на женщин. У его ног лежала черная дворняжка, грызущая оленью ногу. Гейдж выглядел более по-человечески, когда его короткие ноги были сложены под ним, но его конечности были почти такими, же лохматыми, как у его собаки, и его покатый лоб был едва ли похож на человеческий.

Когда женщины остановились около него, Гейдж выхватил кость из собачьей пасти и помахал ею Инге, которая завизжала и отпрянула назад.

С глупой насмешливой ухмылкой пастух вставил кость между своими коренными зубами и с хрустом раздробил ее на мелкие кусочки.

Он все еще ухмылялся, когда Гудрун подтолкнула девушку в холл, крепко держа ее за талию.

Лампы с рыбьим жиром в стенных нишах освещали зал, но самое качественное масло уже выгорело, и по комнате начала оседать пленка сажи. Никто, казалось, не замечал этого; некоторые были уже слишком пьяны, чтобы стоять, а одного вырвало — поверх выброса была брошена лисья шкура, но кислый запах пропитал комнату. Однако только один человек действительно упал, а большинство из них говорили полными голосами.