Гимн шпане

Все это было довольно странно, он разговаривал со мной очень недоброжелательно, в какой-то момент я даже подумал, что сейчас он наденет на меня наручники или посадит в камеру, но он ограничился презрительным движением плеч, мол, ишь чего захотел, может, еще и джакузи?

— Меня недавно показывали по телевизору, думаю, они решились на ограбление, посмотрев передачу.

Снова вошел второй, какое-то время находившийся в соседнем кабинете.

— Ну, что он говорит?

Фома неверующий оттянул двумя пальцами воротник рубашки.

— Господин хороший принимал участие в телешоу и на всякий случай снял злодеев на камеру.

Тот явно заинтересовался.

— Вы их опознали, видели среди зрителей?

Я покачал годовой, они меня доведут.

— Да нет, вот, взгляните.

Я показал им «Курьер пикар».

—Я директор весьма успешной компании, мое имя стало часто мелькать, вполне вероятно, что эти ребята следили за мной с момента моего первого выступления.

Фараоны глядели на меня с таким выражением, будто ушам своим не верили.

— Так они были среди публики или нет?

— Не надо, — сказал второй, — господин набивает себе цену, и напрасно, на меня это не действует.

— Ну ладно, — заключил Фома, — хватит болтать, будем снимать показания.

Когда я выбрался на улицу, у меня подрагивали ноги, а голова была свинцовая, мы расстались весьма прохладно, под конец зашел тот сопляк; что был вчера у дома, и безапелляционно заявил: мы точно знаем, здесь пахнет наркотиками, напрасно вы пытаетесь усыпить наше внимание, любой торговец рано или поздно попадается, исключений не бывает, учтите.

Снова пошел дождь, со мной была видеокассета с двумя интервью, «Курьер пикар» и ревю, которые ни фига не пригодились, теперь-то я понимал, что все это чушь собачья; без особой причины я направился в сторону леса, ветер дул все сильнее, плохая погода превращалась в бурное ненастье, дорога была пустынна, я остановился под деревьями и, глядя на струи, текущие по ветровому стеклу, погрузился в размышления.

У меня были серьезные нелады с мотивацией. И с воодушевлением. Дело в том, что я утратил и то, и другое; в день, когда я «возродился», а потом меня чуть не убили, в моей душе произошло нечто не поддающееся анализу, нечто странное, непонятное, и это отражалось на всем. Снаружи погода все свирепела, я подумал, что пора выходить на новый виток, но сразу же вслед за этой мыслью у меня в голове возник чужой голос: да, конечно, нет проблем, — мелодичный такой голос, как у Штрумфа [60]; на землю опускалась тьма, слегка примятый кустарник, истерзанный порывами ветра и ливнем, смахивал на непроходимые и в то же время чертовски живописные джунгли, и вдруг меня охватило омерзительное ощущение, как тогда в Каре-Мариньи при виде старух, лопающих мороженое, такое же ощущение краха.

Дома тоже не обошлось без неприятных сюрпризов. Мари-Пьер устроила девичник с Марианной и Сильви, и это окончательно меня доконало. Перед глазами так и мелькали пугающие картины, например, что я парализован или сижу скрюченный в инвалидном кресле, осознавая всю никчемность своего существования и готовясь к мучительной смерти, которая, однако, не станет облегчением, а принесет с собой еще более тяжкие испытания в холодных каменных стенах мрачной зловонной пещеры, где неподвижно само время, где моя боль и мука будут длиться вечно — вот такой жуткий временной парадокс, кошмар из кошмаров; тут Марианна говорит: это так красиво, знаешь, я просто к восторге, потрясающая вещь, и начала читать вслух мое Стихотворение, которое я замышлял как песню, во всяком случае, как нечто далекое от того пафоса, с каким она декламировала, даже не заглядывая в книжку, — надо же, наизусть выучила, вот чудачка, хоть бы пожалела авторские чувства, куда там, закрыла глаза, и:

Не люблю я болезни и смерть
Больничный запах и мрак
Когда навещаю тебя каждый шаг
Отдается на весь коридор
Медсестра на меня косится
А я только тупо гадаю когда ты умрешь
Ко дню Всех Святых
Или дотянешь до Рождества
Врач говорит «не знаю»
Поганая штука смерть.

Слава богу, открыв глаза, чтобы насладиться произведенным эффектом, она остановилась, Сильви чуть не разрыдалась, даже Мари-Пьер, казалось, была тронута, а я подумал, что, не считая вчерашних ласк, мы уже давно с ней не спали.

— Как это верно, как глубоко!

— Особенно, когда знаешь, по какому поводу это написано.

Поводом послужила смерть моего друга.

— Да, болезнь никого не щадит, я понимаю твою печаль.