Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

По словам Путци, примерно тогда он начал понимать, что с приходом к власти в Гитлера «просто демон вселился». Но даже уже потом, зная, что было дальше, он винил Геббельса и остальных в том, что они подтолкнули Гитлера к точке невозврата, а также говорил, что все еще надеялся как-то умерить впадающего в крайности фюрера. Но если отвлечься от всех этих самооправданий, то видно, что Ганфштенгля заботила не столько политика, сколько собственное положение. Путци видел, что последнее становится все более шатким. Его уже открыто критиковали, над ним насмехались, а Гитлер не спешил что-либо делать по этому поводу. Все реже его приглашали поиграть на пианино для руководителя нацистов.

Когда в 1935 г. в Берлин вернулись Трумэн и Кэй Смит, они заглянули к Путци, в его маленькую квартиру в задней части здания рейхсканцелярии. В комнате стоял огромный бюст Гитлера и рояль; Трумэн, войдя, небрежно повесил на этот бюст свою шляпу. «Путци резко сорвал её», – вспоминала Кэй, отмечая, что для Ганфштенгля все это выглядело вовсе не милой шалостью, а настоящим оскорбительным поведением. За кофе с кексом старые знакомые слушали местные новости. «Было ясно, что между Путци и Геббельсом все совсем не радужно, – продолжала Кэй. – Путци сообщил по секрету, что Геббельс завидует его… влиянию на Гитлера и пытается держать подальше от последнего».

Зависть в этой истории явно была преувеличена, поскольку реальное влияние Ганфштенгля уже некоторое время как ослабевало. Так что все это было типичной болтовней Путци – приписывавшего себе большую важность, чем было в реальности. Но его слова о том, что Геббельсу не нужен пропагандист-конкурент, имели в себе зерно правды: было все больше свидетельств того, что Путци пытаются выдавить из внутреннего круга насовсем. Ганфштенгль заявлял, что подумывал уйти в отставку, но его отговорили. На деле же, скорее всего, он как мог цеплялся за власть и влияние, даже когда его кабинет иностранной прессы бесцеремонно перенесли вон из здания рейхсканцелярии. В течение почти двух лет его не приглашали ни на одно мероприятие, в котором бы участвовал Гитлер. В конце самого последнего приема, на котором они оба встретились, Гитлер попросил его пойти к роялю и сыграть «ту самую твою музыку». Когда Путци переспросил, что именно ему сыграть, Гитлер ответил: «твой похоронный марш». Ганфштенгль сыграл, но, как он писал позже, «было все это очень зловеще».

В 1936 г. Путци обнаружил, что еще больше потерял контакт с Гитлером, когда Хелен, его жена, развелась с ним. Это была та самая американка, которая, вероятно, не позволила Гитлеру совершить суицид после Пивного путча и которая стала предметом неловкой страсти Гитлера в мюнхенский период его жизни. Хелен долго терпела своего загульного мужа, но отказалась отправляться с ним в Берлин – а в конце концов решилась официально оформить их фактический развод. Как и Путци, Хелен впоследствии заявляла, что ей разонравились Гитлер и нацисты, особенно после «ночи длинных ножей». Но даже в 1971 г., обсуждая свои чувства с Джоном Толандом, она ни разу не упомянула, что возражала против чего-то еще – даже против Холокоста. Ей продолжала нравиться собственная связь с этой исторической фигурой. «Да, он был исключительным человеком, – говорила она. – Представьте, каково при таком скромном происхождении выйти в такую большую игру! Конечно, он был исключительный человек. Это точно».

Гитлер, уже долго не видевший Хелен, спросил в какой-то момент у её знакомого, что с ней. Узнав, что она развелась с Путци, он заметил:

– А, хорошо, хорошо. Я пошлю ей телеграмму с поздравлениями.

Затем добавил:

– А, нет, не годится.

Хелен, рассказывавшая обо всем этом, была заметно горда тем, что немецкий лидер продолжает думать о ней, даже заполучив абсолютную власть. В 1938 г. она вернулась в США, где и пробыла всю войну. Однако до конца её жизни Гитлер сохранил особое место в её воспоминаниях.