Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

В Берлине же некоторые жившие там американцы были крайне удивлены внезапным исчезновением Ганфштенгля. В прошлые годы Путци всегда устраивал у себя на квартире «вашингтонский день рождения», приглашая таких людей, как посол Додд, Трумэн Смит и Луи Лохнер, а также некоторых немцев. Приглашения на праздник 22 февраля были уже разосланы, когда хозяин квартиры исчез, а его секретарь стал обзванивать гостей лишь через пару дней, сообщая, что вечеринка отменяется, но не давая никаких объяснений. Лохнер заподозрил, что Путци попал в беду, и стал расследовать дело, включая информацию, что тот умудрился избежать полета в Испанию, который наверняка плохо бы для него кончился.

На коктейльной вечеринке, устроенной Мартой Додд в 17 марта, Лохнер и другие гости обсуждали, где же может находиться Путци.

– В Ганфштенгле нет ничего загадочного, – сказал помощник военно-морского атташе. – Я прямо вчера наткнулся на него в баре в цюрихском отеле «Бауэр ау Лак».

Лохнер торопливо ушел с вечеринки и позвонил в этот отель в Цюрихе.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросил его Путци.

Лохнер ответил шаблонной фразой: журналист не раскрывает свои источники. Желаемое он уже получил, так что не слишком расстраивался, когда после этого Ганфштенгль полностью перестал отвечать на звонки.

К моменту бегства Путци посол Додд уже почти заканчивал свой четырехлетний срок работы в Берлине – работы скорее бесплодной, чем продуктивной. Легко понять, отчего он быстро разочаровался в Гитлере и его государственном строе, это совершенно объяснимо даже с моральной точки зрения. Но это совершенно не повышало его эффективность как посла. После «ночи длинных ножей» он написал в дневнике, что настроен избегать встреч с Гитлером, насколько это возможно. «Не вижу смысла стремиться к встрече с человеком, который совершил столько убийств за эти несколько дней», – писал он 4 июля 1934 г. В течение всех этих четырех лет он снова и снова пускался в размышления, есть ли ему смысл оставаться на своем посту, когда он не видит никаких хороших перспектив.

Его начальство в Государственном департаменте также бывало очень недовольно. «Зачем вообще нужен посол, отказывающийся общаться с правительством, к которому его послали?» – жаловался заместитель Государственного секретаря Уильям Филипс. Поскольку Додд продолжал общаться с некоторыми представителями немецких властей, то формулировка была некоторым преувеличением – но не слишком большим. И уж точно ученый-посол не помогал делу, открыто выражая свое неодобрение многим чиновникам Государственного департамента и представителям дипломатической службы, с которыми ему приходилось иметь дело. Как он совершенно справедливо замечал, вели они себя как элитные члены исключительного сообщества, взращенные в привилегированных семьях и учившиеся в университетах Лиги плюща. Они совершенно не одобряли чужака вроде Додда, а сам он не пытался улучшить с ними отношения. В сущности, Додд только ухудшал их своими доходящими до одержимости требованиями экономить бюджет, вплоть до сокращения телеграмм. Во время его работы посольство отослало на родину множество полезных отчетов, в том числе длинных: по ним было видно более глубокое понимание ситуации в Германии, чем показывали дипломатические отчеты Британии и Франции. Но грошовая экономия, как он сам признавал, создавала в результате впечатление «неполных телеграмм». Он утверждал, что борется лишь со сверхдлинными телеграммами на три-четыре страницы, когда можно обойтись «всего парой сотен слов». Как бы оправдываясь, он продолжал: «Я не отсылаю то, что, возможно, придется опровергать через неделю. Это мое объяснение. Департаменту это может не нравиться».

Додда не любили и военные атташе. Трумэн Смит описывал его как «известного историка, пацифиста». По мнению Смита, посол «выказывал очевидную нелюбовь к военным вопросам» и отсутствие интереса к работе военных атташе, равно как и к стремительному расширению германской армии и военно-воздушных сил. «Тут возникает вопрос о принципиальной пригодности доктора Додда к работе послом в Германии в наш конкретный исторический момент», – писал позже Смит. Кэй в своих неопубликованных мемуарах даже не пытается выражаться дипломатично. Написав, что из-за своих пацифистских убеждений Додд запретил Смиту и другим атташе появляться на официальных мероприятиях в военной форме, она добавила: «Нечасто встречаешь людей, которых в результате потом так презираешь».