Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Додд вряд ли заслуживал подобных оскорблений. Как указывал потом его биограф Роберт Даллек и другие, нет ни единой причины считать, что любой другой посол, каким бы искусным он ни был, мог бы добиться лучших результатов. Но последний период пребывания Додда в Берлине весь отмечен его сильнейшим разочарованием – и пониманием, что многие из тех, с кем он работал, тоже в нем разочарованы. К концу 1936 г. он снова задумался об уходе с поста – и прямо говорил, что «четырехлетней работы более чем достаточно». На два с половиной месяца он приезжал в США, чтобы заняться пошатнувшимся здоровьем, а в конце октября 1937 г. вернулся в Германию. «Я снова в Берлине, – писал он 29 октября. – Что я могу сделать?»

Но когда на самом деле настало время уезжать, Додд передумал и решил, что срок работы надо продлевать. К тому времени, однако, Рузвельт уже не слишком был в восторге от посла, которого отправил в Берлин в 1933 г., все еще надеясь повлиять на новое германское правительство через такого убежденного демократа, как этот историк из Чикагского университета. По одной из инициатив своего посла президент оказался фактически согласен с Гитлером: оба руководителя стран совершенно не собирались поддерживать стремление Додда собрать новую всемирную конференцию мира.

В последний раз Додд покинул Берлин 29 декабря 1937 г., горюя о том, что в конце концов ему пришлось оставить должность раньше, чем он хотел. «В Государственном департаменте были и до сих пор есть люди, которым не нравлюсь я и моя позиция», – писал он. После возвращения домой в Вирджинию он обнаружил, что чувствует себя все более больным. Когда началась Вторая мировая война, этот человек, которого все считали пацифистом, написал Рузвельту: «Гитлер намерен завоевать весь мир. Если мы не поддержим Англию и Францию, нам придется плохо». 9 февраля 1940 г. он умер в возрасте семидесяти лет, так и не дождавшись вступления своей страны в войну.

Додд уехал из Берлина не один: его семья последовала за ним. Это касалось и его дочери Марты, которая к тому времени настолько вдохновилась своими новыми убеждениями, что в последний свой период пребывания в Германии предприняла нечто экстраординарное. Хотя её любовника, Бориса Виноградова, отозвали в Москву, она съездила туда повидаться с ним, а также встречалась с ним в Париже. Когда же его перевели в советское посольство в Варшаву, она отправилась к нему и туда. Но не только личные отношения привлекали её теперь ко всему советскому. В мемуарах, где она повествовала о своей жизни в Берлине, Марта писала следующее: «Вообще, русские в берлинском посольстве оказались очаровательными людьми – естественными, неформальными, живыми и умными». Одним из этих очаровательных людей был агент по фамилии Бухарцев, берлинский корреспондент советской ежедневной газеты «Известия». Согласно имеющимся документам, именно он после Виноградова стал её куратором для НКВД, советской тайной полиции, занимавшейся также внешним шпионажем. Согласно служебной записке для НКВД, «Марта утверждает, что она – убежденная сторонница коммунистической партии и СССР». В январе 1936 г. Бухарцев сообщал, что он несколько раз встречался с Мартой и что она «прямо выражала свое желание помогать советскому посольству сведениями. Сейчас она глубоко изучает коммунистическую теорию и труд Сталина «Вопросы ленинизма». Её наставник – [Арвид] Харнак, у которого она очень часто бывает».

Харнак был мужем Милдред Харнак, американки и подруги Марты – преподавательницы, также обратившейся к идеям коммунизма. Как и Марта, в Германии Милдред вела себя осторожно и скрывала свои пристрастия – но, в отличие от дочери посла, оставалась в Берлине, что и привело её к трагическим последствиям.

Хотя Марта как любовница не была ни терпеливой, ни верной, она все еще питала привязанность к Виноградову. 14 марта 1937 г. она обратилась с петицией к советским властям, написав, что «мы решили просить официального разрешения пожениться». Две недели спустя она встретилась в Москве с главой Иностранного отдела НКВД Абрамом Слуцким. По его просьбе она подготовила содержательную речь о своей готовности служить Кремлю. «Я предлагаю свою помощь, любого характера, в любой момент и без дополнительных условий. Сейчас я имею в основном доступ к личной, конфиденциальной переписке моего отца с Государственным департаментом США и президентом страны». Её отец явно представления не имел о том, что она делала.