Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Смит наверняка знал, что немцы захотят использовать визит Линдберга для пропаганды, так что он старался не подпускать к знаменитому летчику прессу так долго, как сможет. Но когда была назначено время первого приезда с 22 июля по 1 августа 1936 г., то получилось, что последний его день совпал с днем открытия Олимпиады. Немцы настояли, чтобы Линдберг присутствовал на церемонии открытия в качестве специального гостя Геринга. Смит понимал, что это привлечет именно то внимание, которого он надеялся избежать, но поделать уже ничего не мог. Вместо этого он сосредоточился на согласовании с немцами длинного списка авиастроительных заводов, исследовательских институтов и частей люфтваффе, которые Линдберг сможет посетить, в сопровождении капитана Кенига или его самого. Таким образом, американские атташе получали возможность своими глазами посмотреть на то, что их интересовало, а также завязать новые полезные знакомства.

Когда Линдберги прилетели в Берлин на частном самолете, их встретили офицеры военно-воздушных сил, представители «Люфтганзы», другие представители немецкой авиации и американские военные атташе. Трумэн и Кэй предложили приехавшим поселиться у них в гостях, и обе семьи немедленно подружились. «Полковник Смит человек живой, умеющий хорошо говорить и задавать вопросы», – написала в своем дневнике Энн Морроу Линдберг. «Его жена внимательна, умна и очень интересна в общении».

Дневник Энн отражает характерные иллюзии человека, только что прибывшего в новую Германию («Так чисто, аккуратно, подстрижено, ухожено… Совсем не бедное впечатление… Всюду праздник, развешаны флаги»), но там хватало и иронических комментариев. «Все ходят в униформе, все щелкают каблуками. «Ja». Отрывистая речь. Меня едва замечают, женщин мало». Они с Чарльзом разделялись – его увозили в автомобиле без верха в сопровождении немецких офицеров, а она с Кэй и Кэтхен Смит «тихо ехали сзади» в закрытой машине. В связи с такими случаями она отмечала: «Ах да, в Германии у женщины подчиненное положение!» И о формальностях: «Постоянное поднимание руки только усложняет жизнь. Приходится делать это очень часто, а это требует места».

В первый день своего визита Чарльз был почетным гостем на званом обеде в авиаклубе, где присутствовали также высокопоставленные немецкие чиновники и американские дипломаты. Зная, что его попросят выступить, он подготовил речь и заранее показал её Трумэну. Речь эта была невеселой. «Мы, занимающиеся авиацией, несем на своих плечах особую ответственность: в мирное время мы сближаем народы, в военное – лишаем народы их защиты, – так он говорил. – Армия так же бессильна против авианалета, как кольчуга против пули».

Военной-воздушный флот превратил «защиту в нападение», сделав невозможной «защиту своих близких с помощью армии. Наши библиотеки, музеи, все, что мы ценим, – все уязвимо для бомбардировок». И все это подчеркивает, как важно правильно относиться к «революционным изменениям», принесенным авиацией. «Мы отвечаем за то, чтобы с её помощью не уничтожить то, что хотим защитить», – закончил Линдберг. Речь его напечатали в прессе многих стран, немецкая пресса не дала своих комментариев. По словам Кэй, «немцам эта речь не понравилась». Позже, обсуждая планы дальнейших визитов Линдберга, один чиновник заметил: «Только больше никаких речей».

Самым важным социальным событием во время визита Линдберга стал официальный обед в резиденции Геринга на Вильгельмштрассе. Там присутствовало множество важных представителей авиации, включая легендарного пилота Первой мировой войны Эрнста Удета. Линдберги и Смиты прибыли в черном «Мерседесе», в сопровождении нескольких мотоциклов, как почетные гости. Для Трумэна это было первой возможностью лично поговорить с главой люфтваффе – и он в полной мере воспользовался этой возможностью. «Геринг проявил много аспектов своей личности, – отметил он. – Он был попеременно увлекателен, радушен, тщеславен, умен, страшен и абсурден. Несмотря на его огромный лишний вес, по нему все же было видно, что в юности он мог быть красивым и эффектным».

Анна Линдберг написала, что сорокатрехлетний Геринг «красовался в белом пальто с золотым позументом – великолепный, молодой, крупный, настоящий раздутый Алкивиад…» Хозяин пожал гостье руку, но почти не посмотрел на нее. Анна сидела справа от Геринга и его жены Эмми, Кэй – слева, но хозяин все свое внимание уделял Чарльзу. Когда он спросил, кто был у Чарльза вторым пилотом, Кэй встряла и сказала, что это была Анна. Геринг ответил расхожим немецким выражением, переводящимся буквально как «нахожу это до смерти смешным». Другими словами, он ей не поверил.