Главная роль

Центурион стремительно обернулся.

«Вот правы! Чуть что — бросаться на меч».

— Потише, приятель, — сказал Максим, ибо острие меча нацелилось ему в грудь.

Квинт Септимий пристально всматривался в его лицо. Вспомнил:

— Прорицатель!

— Брось оружие!

Максим шагнул вперед, прямо на меч, центурион отступил на шаг. Лицо его стало злым.

— На свидание торопишься?

Максим только рот открыл. Не сразу вспомнил: Сервия заявила, мол, пришла на свидание, а возлюбленный не явился.

— Свидание? На могиле?

Часовой опустил меч и отвернулся. Он устал от подозрений. И едва держался на ногах. «От кулаков бестиария быстро не опомнишься», — это Максим знал по себе.

— Уйди, — глухо сказал часовой.

«Хочешь перерезать горло без помех?» — жестом осведомился Максим.

— Оставь, — сказал часовой. — Я нарушил приказ. Лучше избежать позора и самому броситься на меч.

— Чей приказ?

— Божественного цезаря Августа Домициана Германского и Дакийского.

«Хорошо звучит!»

— Цезарь знает?

— Довольно, что я знаю, — отвечал центурион.

«Чтоб им пропасть, этим гордецам!»

— Будешь служить лучше. Другому императору.

Центурион вскинул голову. «Мощу себе дорогу на дыбу», — заключил Максим. Отступать было поздно. Центурион мгновение смотрел ему в глаза, затем отчетливо усмехнулся:

— Сдается, получу прощение, задержав изменника.

Максим наградил его высокомерным кивком.

— Уже задерживал. А цезарь Домициан выгнал прочь.

Говоря это, Максим вспоминал пребывание во дворце и свою пантомиму. Кажется, перед начальником гвардии он задул светильник: «Светоч может угаснуть». С божественным цезарем объяснился еще проще: указал на императора пальцем и провел ладонью по шее.

— Цезарь тебя не выслушал? — тревожно спросил Квинт Септимий.

— Выслушал. Не поверил.

Септимий вложил меч в ножны. Застегнул панцирь, набросил плащ, надел шлем.

— Пойдешь со мной к императору. Повторишь…

— Квинт Септимий, — негромко и отчетливо сказал Максим, — цезарь Домициан прогневал богов.

Септимий, вздрогнув, обернулся к могиле весталки. Максим продолжал:

— Домициан обречен. Никто не поможет.

Наступила пауза.

— Верность подобает хранить до конца, — отчеканил центурион.

«Рим нескоро падет, — понял Максим. — Пока есть такие солдаты…»

— К измене не призываю. Не иди против богов.

И снова центурион посмотрел на могилу весталки. Кажется, вообразил, что и его самого постигла кара богов за участие в неправедном деле.

— Служи Домициану. Потом — новому императору.

— Имя, — потребовал центурион. — Назови имя.

С дороги донеслись шаги. «Смена караула».

— Траян, — ответил Максим без колебаний. — Теперь молчи.

Поспешно отошел. Не сомневался: Септимий даже под пыткой не проговорится.

Максим вынырнул на дорогу как раз, когда преторианцы свернули на пустырь. Пустился бегом. Совсем не хотел, чтобы Септимий, сменившись с караула, сделался его попутчиком.

Ноги заплетались от усталости. Максим дважды упал на ровном месте. Вставал и снова бросался бежать. Думал о Сервии. «Где искать? Сколько прошло времени… Она, верно, напугана: я исчез».

Дорога уже не была безлюдной. Максим обогнали двое всадников, да и сам он обгонял путников, с тяжелой кладью направлявшихся в город. Тусклый предутренний свет сменился розовыми лучами восхода. Цокали копыта лошадей и мулов, где-то мычали коровы и блеяли овцы.

Впереди показались Коллинские ворота. Слева, в некотором отдалении от дороги тянулась стена преторианского лагеря. «Где Сервия? Неужели, устав ждать, ушла одна? Но куда? Ворота еще заперты».

— Максим!

Он обернулся. Сервия притаилась за камнями на обочине, с дороги ее не было видно. Только когда сестра Марцелла вторично окликнула Максима и поднялась, он обнаружил ее убежище.

Сервия вышла на дорогу. Держалась все так же строго, прямо, но от усталости заметно побледнела и осунулась.

— Беспокоилась? — спросил Максим.

— Сначала. Потом поняла — ты дожидаешься центуриона.

Максим внимательно на нее посмотрел. Сервия отвернулась. Сказала:

— Хорошо, что ты его дождался.

Больше она не прибавила ни слова. Они двинулись в путь.

* * *

Сервия с Максимом вошли в особняк через садовую калитку. И сразу наткнулись на бестиария, Тита Вибия и управителя. Растянувшись на траве, они поглощали виноград, сорванный с лоз, оплетавших беседки.

Благородный сенатор Марцелл, судя по всему, поселился на Авентине.

Увидев хозяйку, управитель вскочил на ноги. Сервия знаком велела ему успокоиться. Тит Вибий перевернулся на спину. Произнес восхищенно:

— Всю жизнь мечтал, чтобы какой-нибудь сенатор пожил денек в моей развалюхе, а сам бы я воцарился в особняке. И вот — свершилось.

Он отправил в рот черную, упругую виноградину.

Первой засмеялась Сервия. Стояла, опершись о перила беседки, и хохотала: звонко, заливисто, на весь сад. Следом за Сервией развеселились и остальные. Отсмеявшись. Вибий сказал:

— Корнелия на Авентине. С нею твой брат, госпожа, лекарь и Лавия.

— А Гефест?.. — встрял Максим.

— Там же, только не в доме, а во дворе.

— Ребятню соседскую обучает, — напомнил Тит Вибий.

Максим улыбнулся: «Как я забыл?! Урок латыни! Рухнет мир, но латынь останется».

Вибий продолжал, обращаясь к Сервии: