Главные блюда зимы. Рождественские истории и рецепты

Обычно при мысли о том, что на приготовление блюда уйдет два дня, я падаю духом, но этот раз – исключение. Здесь речь идет не о часах работы, а лишь о нескольких минутах. Мой рецепт основан на идее чудесной Эйприл Блумфилд, автора этого блюда, ставшего классическим, одного из любимых в меню нью-йоркского паба The Spotted Pig. В моей версии будет немного больше пармезана, чем рикотты, а моего терпения хватает лишь на 24-часовую выдержку в холодильнике. Эйприл оставляет свою пасту в холодильнике не менее чем на 36 часов (и с точки зрения идеального исполнения она, несомненно, права).

На 4 порции (20 маленьких ньюди):

рикотта – 250 г

немного мускатного ореха пармезан – 400 г

манная крупа тонкого помола – не менее 250 г

Выложите рикотту в миску, туда же натрите мускатный орех на мелкой терке, чуть-чуть подсолите. Аккуратно добавьте мелко натертый пармезан. Накройте противень бумагой для выпечки и насыпьте на нее толстый слой манки.

Чайной ложкой отмерьте щедрую порцию смеси и скатайте небольшой шарик (для этого стоит насыпать в ладони немного крупы). При желании вы можете оставить ньюди круглыми, но я предпочитаю придать им овальную форму. Опустите шарик в противень с манкой, покатайте его туда-сюда, чтобы он целиком покрылся крупой. Проделайте то же самое со всей смесью. Должно получиться около двадцати небольших ньюди.

Как только ньюди будут готовы, присыпьте их оставшейся крупой и поставьте противень в холодильник на ночь. Ничем его не накрывайте.

Однако все эти приготовления не решают проблему с отсутствием ужина, так что придется прогуляться. По счастливой случайности вокруг моего дома много замечательных ресторанов – не менее десятка отличных заведений, где можно провести вечер, и все в шаговой доступности.

7 ноября Прогулка в лес и ньюди

Несколько лет назад, в ноябре, меня попросили выбрать рождественскую ель для Трафальгарской площади. Ну я справился, все было заснято на видео. На поезде мы отправились в норвежское местечко Флом – небольшую портовую деревушку в конце Согне-фьорда, самого глубокого фьорда в мире. Легко влюбиться в этот волшебный край – с его скалами, лесами и грохочущими водопадами. Пышные леса сменяются скалистыми пустошами антрацитовых, серых, белых оттенков, одновременно даря заряд бодрости и погружая в меланхолию. Особенно взбодриться удается, по глупости высунув голову в окно вагона и ощутив ледяные уколы ветра.

Когда мы приехали в Мюрдаль, пошел снег, первый в этом году – хлопьями, мягкими, как гусиный пух. Когда наш маленький поезд прибыл во Флом, снег превратился в мокрую, тяжелую крупу. Съемочная группа распаковывала аппаратуру мгновенно задеревеневшими руками. Съемка казалась бесконечной. Снимали, как я медленно бреду под бьющим ледяным дождем, промокнув до костей. Как неуклюже скольжу по заледенелой тропинке, едва разбирая дорогу в полуметре перед собой. Губы практически онемели от холода. Иными словами, снимали, как я все больше и больше выхожу из себя. Одно дело снег, но мокрая смесь снега, дождя и льда в лицо, когда на тебе очки, – то еще удовольствие. Прошу заметить, что ни один из этих кадров так и не попал на экран. Вот они, радости телевидения.

На следующее утро снег практически исчез. Солнце робко выглядывало из-за гор, а небо стало ясным, как прозрачный лед. Мы отправились в лес, чтобы найти лесников и, если повезет, наше дерево. Выбор того самого рождественского дерева не терпит случайности. Нельзя просто наткнуться на симпатичную ель и решить: «О, эта подойдет для Трафальгарской площади». Это важное дерево, ежегодный подарок жителей Норвегии с 1947 года в благодарность англичанам за поддержку во Второй мировой войне. Едва подросшие саженцы, подходящие в будущем для этой цели, получают отметку и десятилетиями находятся под наблюдением. То самое дерево, обычно европейская ель, не должно расти в тесноте, поэтому близстоящие менее значительные экземпляры удаляются, чтобы ветви избранного дерева получали достаточно дневного света и могли максимально симметрично раскидываться во все стороны, а ствол оставался прямым. Проходя через лес, мы замечали деревца, которые, возможно, будут украшать площадь в 2030 или 2035 году.

«Как вы думаете, какая лучше?» – спросили меня. Мы выбрали несколько деревьев подходящего возраста, высоты и обхвата, и начался елочный кастинг. Мне доверили выбор из трех-четырех финалистов – юных дарований, замеченных еще в детстве и взращенных для будущей звездной миссии. Ели, которую я выбрал, было около семнадцати лет – как мы узнали, подсчитав кольца на тонком, толщиной в карандаш спиле, словно сыровар, проверяющий качество голубых прожилок в головке стилтона.