BOHEMIAN RHAPSODY
От шокирующей новизны к навязчивой вездесущности – причудливая траектория главного хита Queen
Есть песни, вездесущая навязчивая популярность которых настолько приелась, настолько набила оскомину, что серьезно воспринимать их и их художественные достоинства становится очень трудно, если и вовсе не невозможно. Однако нередко ни сами песни, ни их авторы и исполнители в этой достигающей подлинной мегаломании популярности в общем-то совершенно не повинны. И какой бы доставучей со временем эта популярность ни становилась, сама по себе она эти художественные достоинства нисколько не умаляет. Более того, именно она зачастую и наделяет эти песни теми самыми уже экстрахудожественными качествами, которые и превращают песню в важный социокультурный феномен, благодаря которому она – при наличии, разумеется, художественных достоинств – и попадает в избранное число «главных песен века», которым и посвящена эта книга. К числу таких песен относятся “Yesterday”, “Imagine”, “Satisfaction”, “Summertime”.
В этом же ряду стоит и “Bohemian Rhapsody”, несмотря на свою доставучесть, и выдающееся достижение песенной культуры ХХ века, и значимый социокультурный артефакт.
Не будет преувеличением сказать, что появление песни в октябре 1975 года было шоком. Радикальный отход от традиционной куплетно-припевной формы, могучий оперный вокал, грандиозные стилевые, темповые, композиционные, мелодические, инструментальные перепады, которыми она изобиловала, – все это начисто выбивало ее из привычного поп-формата и, казалось, делало проникновение песни в хит-парад какой-то парадоксальной случайностью, аберрацией, исключением из поп-правил.
Не говоря уже о ее длине – длилась она совершенно невероятные для сингла шесть минут. Не говоря уже о маловразумительном тексте, в котором мелькали загадочные и непонятно каким образом связанные друг с другом Галилей, Фигаро, Скарамуш, фанданго и Вельзевул, а чуть ли не единственная поддававшаяся восприятию фраза звучала более чем зловеще: «
Однако, появившись в британском топ-20 9 ноября, “Bohemian Rhapsody” оттуда не только не исчезала, но и уверенно карабкалась по его ступеням на вершину: 9 ноября – 17 место, 16 ноября – 9 место, 23 ноября – вожделенный Number One, первый в истории группы и крупное достижение для любого поп-рок-артиста.
Дальше – больше. Из недели в неделю, на протяжении девяти (!) недель, заведомо и нарочито неформатная песня упорно держалась на вершине списка популярности, в том числе и в рождественскую неделю. Ну а по сложившейся десятилетиями в британской поп-музыке традиции Christmas Number One – это просто Священный Грааль, борьбу за который артисты и крупные компании грамзаписи ведут чуть ли не с лета, тщательно планируя свои релизы, чтобы самая мощная и потенциально ударная песня подоспела как раз к Рождеству.
В принципе проявленные Queen в “Bohemian Rhapsody” изобретательность, вычурный композиционно-мелодический строй и стремление нашпиговать песню самыми необычными музыкальными, поэтическими, мифологическими образами были для рока середины 70-х не таким уж исключением. На фоне растянутых на целую сторону, а то и на всю альбомную пластинку грандиозных сюитно-симфонических опусов монстров прог-рока Jethro Tull, Yes, Genesis, Pink Floyd или Рика Уэйкмана шестиминутная “Bohemian Rhapsody” выглядела даже куце. Однако группы эти синглов либо не выпускали вовсе, либо подбирали для них песни хоть и яркие, но попроще, как например “Time” и “Money” у Pink Floyd. Но и тем до заветных вершин хит-парадов было никак не добраться.
По словам друга Меркьюри Криса Смита, клавишника из предтечи Queen, группы Smile, составившие сложную композицию “Bohemian Rhapsody” темы зародились еще в конце 1960-х годов в виде отдельных песен. Это же подтверждал и сам Меркьюри: «Это были три песни, которые поначалу существовали сами по себе, а затем я просто решил соединить их в одно целое».
Как говорит гитарист Брайан Мэй, большая часть материала Queen сочинялась обычно в студии, но в данном случае «все сложилось в готовую песню уже в голове Фредди». По его словам, даже сами музыканты, когда услышали ее первые фортепианные наброски, были ошарашены крайне необычной структурой четырехчастной сюиты – и «это еще до того, как началась опера».