Читаем Главный курс полностью

Готов мой аварийный плот

Высоким звукам в слотах нот:

Минор накапает печали,

Мажор разобран на детали


Без побережий нет морей

И без поверий нет пучины

Повисли мысли как елей

Прозрачен замысел витрины


Без лукоморий нет высот

И слог теряется в нирване

Твоих невиданных высот,

Из межнебесной пасторали

ПТИЧЬИ РАДОСТИ

Кречет криком метит место под сосною

Мать гнездо подправит свежею травою

В тишине зыбучей, под аркадой радуг

Будут ждать событий парой в роще пагод


Их не тронет хищник, не спугнёт сова

Клювами стучится рядом скорлупа

Воздух разорвала писком мелюзга

Всё начнёт сначала эта детвора


Вскормлены любовью и имеют кров

Жёлтые комочки лучше докторов

Лечат от безверья и бодряд наш дух,

Согревает мама и волшебный пух

АВТОПОРТРЕТ

Я взрослею – на глазах, чаще ставлю запятые

Не испытываю страх за руины и порфиры

Между тождеством невежд не мечу я бисер в стойла

Я ищу свой росчерк фраз, только вольно и невольно


Обречённо сухо – веет Власть барханами песка

Мне хватает персонажей в диалектике ума

Постоянно в ожиданьях чуда нового поста

Я стихиры наиграю – вы раскрасьте их в цвета


Купажировала власть терапию шока с болью*

Могз подавленный лечу даже малою любовью

Новостные экспертизы нежно пепел мне фасуют

Пусть созвездия иные нам подсказки нарисуют

* Девяностые годы двадцатого века отметились в памяти шоковой терапией.

ОГРАНКА

Я твой нескучный сад на эшафоте лун,

А в сказочных лесах прижился кот Баюн

Пожитки прошлых лет – приютом для улитки:

Под хрупкой скорлупою стихиры плавлю в слитки


Как чудо из чудес – родник любви в природе,

В свету весома тень и страх пропал в народе

Ведь днём мятежна грань как скань и высь небес

На шелкограммах дней ущербен лик повес


Преступница молва разносится запойно

И падает волна на берег многослойно

Заступницей любовь влачит свои же цепи

Отступницей вина затачивает крепи


Вселенский мир страстей, подлоги и залоги

В блуждаемых огнях протекционов слоги

На клизмах дней своих борись и не лукавствуй

Средь типажей бодрись, живи и филигранствуй*!

*От слова: филигрань

ПРИЧАЛ

(Посвящение городу – наукограду Фрязино)

Мой заснеженный город на парящих тропинках

Над асфальтом зимой  в кристальных снежинках

Я сверну в те протоки, где бывал молодым

И ходил по канату между крыш и стропил


Ты мой гид во всём неземном в тебе

Мы живём вне полей с гравитацией масс

Я жёстко присел на твой мягкий двигатель,

Как ждёт симулятор мерцающих трасс!


Твои улицы во мне, словно молохи —

И асфальты каналов плывут по ночам,

СВЧ бьют в экраны азартно как сполохи,

Магнетуды любезны, как лечебный бальзам


Из науки твоей не сделать нам звонницы

Взгляд твой славный в миры устремлён

Вот и бродим в дубравах по гребневской улице

После детства за чьим – то открытым окном


Во временах распахнуты врата твои высокие

Порталы и галактики нас ждут в блажной выси,

Но слоги ямба не поймут товарищи далёкие

Так в космос звуки и отправились твои


Раритеты твои живут не спеша

Я в тебе растворён и мы как семья

Обходить научился турникеты интриг

Потому что ещё не имею своих


Ты тёплый свет и чудо – интеграл

У юности моей отзывчивой портал

По – жизни заводной ужели не пропал

Речка Любосеевка, ты мой дом и причал!

Наукограду Фрязино посвящается…

ИНТЕГРАЛ РАЗОБЩЁННОСТИ

Вахтой жизнь – ничего однозначного нет,

Алгоритмы низвегнуты, тихо падает снег,

Умозрительно раб твой приносит обет,

Консерваторы мясо обычно едят на обед


Полыхает в закате заря уходящего дня

Искушения прочь, манит всякого звезда,

И лохматый провидец без средств жития

Лишь мерцающий сполох у певца бытия


Шевелиться диковинно на ноги вставшая Власть

На подкорке шумы и трепещет животная страсть

Сердце тактами звучит, обретая мирный свой набат

Энергетику мира вращает вечный сноб – Мегаватт


Нет логики мысли, в опасности весь наш портал

Разобщённо вожди спешат в интегральный вокзал

На платформе усталой всех чудес уже через край

Только нет пассажиров и каждый строит свой рай!

СЦЕНАПИЙ НОВОГО АБСУРДА

Биологичность масс плывёт себе ладейкой

Утопия осталась в селекции злодейкой

И в строчках нот, и в полюсах контакта

Эпоха суетливо нам машет из – за такта


Можно лишь уповать или рушить что свято

А ещё повизжать и похрюкать от злата

И фортовый чинуша свои шансы возвысив

Пролонгирует срок, своровав и превысив…


В кино процветают потомки прекрасной Катюши

Все лоции распроданы, в тумане млеют души

Кого же теперь пошлёт наш творец на закланье

Не видно агнцов в купели его созиданья…

КАСТА ОГНЕБОРЦЕВ

Творец на подворье из осколков дилемм

Включил маячки проблесковых сирен

Заветы пророков как сатина отрез,

И лишь плащеница зарубцует порез


Гибнут империи житейским путём

Профиль царей на монетах времён

Лики как блики мерцают в окне

Швыряют барханы песчинки судьбе


Огненный плен ластит колосс печной

И в пасти камина малиновый зной,

Мысли людские клубятся как дым

Ужели я в прошлом был молодым


Едва замерцают шлейфы пламя в печи

Искры сгорают как люди в ночи

Горит приговором, манит бонусом шанс,

Увядающе осень сводит на год баланс


Пламя наш друг и опасный партнёр

Там где есть вспышка, всегда режиссёр

Серп революций и пожаров стихия

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное