Читаем Главный курс полностью

Афродита из пены явилась на страницах нашего времени


И пошла бродить эта дама по кабацким бесславным понятиям,

Насыщая Землю своей любовью, иногда прибегала к заклятиям.


Так бродила она в столетиях, освещая нам путь лишь фонариком

В сердце точно колола иглою и пищала, похоже комариком


Род мужской как всегда прикинулся  чистеньким файликом

Не играй же своею любовью с нашим земным шариком

ГЛЯДЯ НА ДЖАКОНДУ

Твоё письмо мной прочтено, в нём радость без утрат

Любовь проходит с лихорадкой и остаётся мармелад


Он на губах моих поспешно тает и остаётся только крик

Так почему любовь не сохраняет рождённый ею этот миг


Из злата, злобы и химеры всё естество семейных уз

Улыбка вечно  украшает твой гибкий белоснежный бюст.


Насмешку дарит мне Джаконда, то излучаемо без края

Затем видны: дорога в скалах, то водопад осколком рая


То воплощаясь, то рождаясь за мной Судьба моя нагая,

Бежит как мнимая борзая, не часто в такт хвостом виляя;


Вращались плазменные вихри, пленялись новые рабы

И кистью бегло наносились твои прекрасные черты


Кручусь в воронках пропадая и вариатором в сердцах

Венец великого творенья – улыбка девы на устах!

* Лиза дель Джокондо, знатная флорентийка, предположительно изображённая на картине.

МАРИНИНА СТРОКА В ЦВЕТУ

Маринина строка в цвету

Миндаль утоплен  в синеву

Вишнёвым цветом белится фата,

И ливни строк бегут слезою серебра


Строки как дети в плену не рождённые

И лживость уродлива, крылья картонные

В скорбные дни на болшевской даче юродлива

В лжи корчится безприданницей Родина


Трепещет вся плоть орхидеи

В зарницах войны уже скорой..

И мы то шуты, то халдеи

В оплоте травы чернополой


Обаяние трясогузки свойственно русской сути

А социум амёбный – дитя дешёвой баламути

И в нашей всеобщей пустоте и беспечности

Оборвался вздох как слог… и Марина в вечности

КОЛЧАН СТИХИР

Дизайн украсил интерьер под кровом

Поэт спаял свои творенья словом

Стихиры я сложил в колчан для стрел

Пусть украшает слог рисунок диадем


И если при жизни оценит читатель,

То сразу затылок зачешет издатель

Проснётся в творениях душ созидатель

Наступит на горло мне «я», как писатель


Осенним листом ржавеет тревога

Когда с багажом мы стоим у порога

Река ускользает в архивах из дел

И истина рядом течёт между тем


Ковыль, шелестя, ловит бризы морей,

А жизнь  всё играет с судьбою моей,

Так корнем со злаком связуется нить

Меж строф прорастаю, чтобы творить

ЛУННАЯ РАПСОДИЯ

Проливала луна жёлтый свет неспеша

В серо – запертом своде осколком стекла

Приходи ты ко мне, когда позову

Разудалая песня, как тебя назову?


Цифроградная мимка луногазовых ламп

Рикошетит мне свет от нынешних рамп

Мы пройдёмся с тобой рука-об-руку вдаль

За околицу зим, за блаженный фонарь


И в лунной рапсодии на паперти тьмы

Не сбежишь с корабля от своей же судьбы

Я скрываюсь от всех как солнечный блик

Так услышь же меня, вездесущий старик


Зрелым подчерком взбит у строчек разбег

Увядает вся суть если ты не сберёг…

Стылый жемчуг религий стекает в песок

Если верен мой путь, то мой миг словно срок

МОРСКАЯ

На рижском взморье снова дождь

И чайки в салочки с волной

Играют в повесть наяву

И остаются детворой


И набегает на песок

Усталых отмелей тоска

И первоходок мотылёк

Летит на свет от маяка


Повис на мачте огонёк

Усталым отголоском лет

И отгоняет на восток

Влекомый барк на скалы бед


Зажгутся сотни фонарей

Над окровавленной зарёй

И Посейдон узрит мой барк

Который борется с волной


Дождливых дней в тумане лет

Не счесть на пальцах и руках

Протуберанцы светлых дней

Бликуют счастьем на холстах


И многомерная свирель

Повинно звуками дрожит

И дней шальная карусель

Приносит ростбиф и бисквит


Не плотской пищей жив наш дух

А робкой поступью дорог

И обрекает цепь вершин

Нам покорять её отрог


Ведёт нас ловкая строка

В воронки омутов любви

И отречённая стрела

Летит форватером судьбы

МАТАДОР

Я тебе расскажу сказ про героев богов

Ненароком их жизнь тревожит быков

Всяк быкующий жертва небольшого ума

Поведенчество в моде у быка как всегда


Если красную тряпку покажешь ему,

То неловко он скачет и раздавит судью

Матадора раздразнит, зажигая на бой

Заколи ж его пикой и победу воспой


История нам преподносит урок

Кто тупо быкует, тот себя не сберёг

В мифах и сказах бык – жертва богам

Рогатый творит на пути тарарам


Найдутся таких не один и ни два

В стране матадоров быки для битья

Не нужно рога выставлять пред собой

Подумай, бычок, ведь пойдёшь на убой

3 ЗАДАЧИ

На сегодня три задачи, три задачи у меня

Дочку вырастить и сына, да любить тебя всегда

По брусчатке мчится тройка колокольчиком звеня

Ты всегда, моя голобка, будешь радовать меня


Мы с тобой пройдём все бури, Эвересты и тайгу

Пусть безхитростно созвездья освещают мне строку

Просветлёнными глазами только глянешь на меня

Сразу легче мне все звёзды показать тебе, любя


Если будут междометья плыть по улице звеня

Значит, будут и созвучья что востребуют сердца

На восходе и закате всякий видит то что ждёт,

Обрываясь на предлоге, уходя приходит слог

СОСТРАДАНИЕ

Разметало по ветру жизни

Все мои и твои миражи

Не нужно стараться забыться,

А лучше сорвать цвет любви


Какой палитрой и глазурью

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное