Читаем Главный курс полностью

Цветёт любовь строкой во мне

И доведётся ли с лазурью

Мне дань отдать своей весне


И снова мы вместе, обручальная осень

Ты вывесишь флаг отцветшей страны,

Вот так пионеры в сердце носили

Свои наградные по – жизни листы


Мы участливы и однодневны,

Мчатся млечные вихри страниц

Изучаем в процессах бурлящих

Мы безглавные речи возниц


Скурпулёзно ссутулясь к экрану

Запускаем парить параплан

Забываем напиться печали

Из слезой кровоточащих ран

РУЧНАЯ ПОДСТРОЙКА

Куда ж вы делись в одночасье

Заветов вящие наносы

И почему теперь в ненастье

Так жутко воют к ночи псы


Творя чертоги мирозданий

Над обветшавшею Землёй

Творим мы лестницы для зданий

Над милой сердцу пустотой


И только в череде отрытий

Над неподвластною зарей

Не нужно нам кровопролитий

Застойной затхлою порой


Так неизбежною интригой

Бежит наш мир в сплетеньи тем

И злонамеренно с подпругой

На грифе тянет струны дел

МИСТИКА

У стен всего Отечества и смрад, и гарь, и дым

Судейские коллегии за ширмой паутин

Вот невесомо вьётся в делишках мошкара

А рядом род лукавый, повесы и братва


Взирает хмуро Зевс и красит Марс зарю

Как видно неосознанно земную красоту!

Про беды своих подданных не знает пономарь:

Сгорает обличитильно на мостовой фонарь


На нашем на подворье такие вот дела:

Духовность оскудела под тяжестью ярма

Прогоны и трактиры запачканы в грязи,

Беспутны перегоны для всадников зимы


Не вечен сон и по весне растают дни и бред

Неслышно движется вослед тревожный отзвук бед

Открою окна в сад цветов, поэт страницам брат

А на земле живым огнём уж полыхает ад


В защитниках Отечества чиновники и дым

Судейские коллегии за ширмой паутин

Как невесомо вьётся в делишках мошкара,

А рядом род лукавый, повесы и война…

ПЕСНЯ ОБ УТРАЧЕННОМ

Умерли мистерии чудес на земле и станcы *, и обман…

Кончилась эпоха всех кто ест, нажили мы рыночный туман

Ваучер пылится в тишине, скорлупой истории прижат

И культурный слой из бытия потихоньку поглощает смрад


Боевого духа потный бред, призрачны Виктории у нас

Громок только выстрел бед ветчиной духовности в зубах

И курится славный фимиам, и горит не нужный всем Донбасс

Золотой Телец – как каннибал: пожирает только тех, кто даст


Да, конечно, трудно от сохи постигать законы мастерства

Лучше – теософией в борьбе, это принесёт плоды добра

Почему же розвальни идей так достойны тронов и парчи

Отчего же здравствует злодей в нашем царстве милой Саранчи?

* Стансы характеризуются относительной формальной и смысловой независимостью строф друг от друга. Для средневековья – это является стихотворной жанровой формой.

ПОЭТ – ПЛАСТУН

Художник написал портрет

Создателя вселенной

Мне нужен замысел в ответ

И промысел примерный


Летят привычно журавли

по компасу любви

И спевки учиняют нам

в урочищах дрозды


Искомое в исходном —

как ножны и мечи,

Упруго мачты стонут

на парусах мечты


Я на ветрах двуличных

И на свирелях снов

Тку свой волшебный бисер

Из янтаря и слов


Поэт – пластун, он этот мир

пытается увлечь,

Но трубы всех органов в такт

не просто так зажечь


Играет ветер – духовник

в регистрах прочный басс

Печь ограждает колосник,

но всех находит Спас


Резцу морщин я не дерзил

И друг мой – седина,

А мой знакомый мир живёт

На киноплёнках сна


Мой колокол уже отлит

Как пройденный урок

В аркадах он уже басит,

И в нём живёт пророк


В лицо мне тычется строка

и в прорези морщин

Попробуй, прыгни в вечный слог

Над пологом вершин

§5. ВОДЕВИЛЬ

ЮНОСТЬ

Совершенная оснастка: шёлк небес для мачт иных

Где одним видны ухабы, там в долинах Китежи

Архаичные морщины и ялла террасс земных

В бухте юности купаясь, растекаюсь в миражи


Белоснежные вершины в лёгком приводе ветров

Бесхребетные речушки в синем русле без оков

Кладовые наших странствий охраняют нас собой

И особый привкус жизни нас ведёт всё время в бой


Бело – скатертная упряжь из молитв и снов лесных,

Здесь вращает бесконечность притяженье лет земных

Мир как раб прикован к Цифре*, утешается в мечте

Словно вязь арабской плети в этом славном медресе


Когда летними дождями слоги смоются мои,

То останутся меж строчек все безмолвности мои

А в излучине реки, в перекатах вод шальных

Отражается раздолье в омутах твоих глазных


Боевых окрасов жизни не постичь в ночной тени

И по жёлобу грохочет то, что было днём в сети

А затем, на жёлтом плёсе не спеша и бормоча,

Нам волна расскажет сказку про тебя и про меня

* Богиня стяжательства в России XXI – го века

БАЯДЕРКА*

Из рук твоих в пустыне воду пью

К тебе одной губами припадаю

Я  шляпу пред твоей Судьбой снимаю,

И все издержки от её праща** я принимаю!


Я танец твой боготворю  и поминутно фильм снимаю,

Я каждый раз себя леплю и в заготовках проверяю

Искрясь волнуюсь и дышу, и словом голос преломляю

Тебя люблю и весь горю, движенья танца понимаю


Как путник, я ищу в жару глоток божественной прохлады;

Так солнце обваляло фетр небесной синей анфилады

Как дервиш вставлю я мольбу в икон богатые оклады

И выпал крест мне сочинять и петь тебе свои баллады

* Храмовая танцовщица

** Пращ – древнее боевое ручное оружие для метания камней

РОМАНС РОМАНТИКЕ

Мне музыкальная судьба

Шкатулку песен отпустила

Играет в ней душа моя

Ты дух игривости впустила


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное