Глаза цвета турмалин

Не слишком заботясь приличиях, я расставила ноги настолько широко, насколько позволило платье, и попыталась обрести какую-никакую устойчивость. Наклонившись вперёд, я задержала дыхание и наконец отделилась от скамьи, превозмогая слабость и боль. Сила притяжения норовила одержать над телом безоговорочную победу, в колени словно вонзили добрую сотню иголок, но крепкая рука, облачённая в перчатку из толстой кожи, стала моей надёжной опорой. Снова шествие по длинному коридору, снова лифт, снова давящие стены очередного кабинета. Справедливости ради, стоит сказать, что обстановка в помещении несколько отличалась от наблюдаемой мной в предыдущей точке пребывания. Как только дверь захлопнулась, строгий надзиратель схватил меня за плечо и развернул лицом к себе.

— Без глупостей, — с этими словами он избавил мои тонкие запястья от тесных оков. — Сядь подальше от выхода и сделай так, чтобы на ближайшие сорок минут я думать забыл о твоём существовании.

Под пристальным наблюдением я нерешительно прошагала к дальней стене и молча выполнила настоятельную просьбу. Как только я очутилась в мягком кресле, истосковавшаяся по комфорту спина испытала истинное наслаждение. Удостоверившись, что проблем с послушанием у меня нет, мужчина сел за дубовый письменный стол, заваленный стопками бумаг. Первым делом он слабил алтасный платок изумрудного цвета, завязанный в виде галстука, и с наслаждением размял затёкшую шею. Минувшая ночь действительно выдалась тяжёлой, пусть и по-своему для каждого из нас. Какое-то время он сидел неподвижно, сдавив переносицу, после чего взъерошил густые волосы и всецело сосредоточился на каких-то важных делах, будто и не было никакой усталости. Украдкой я покосилась на затонированное окно и разглядела первые рассветные лучи, слабо пробивающиеся сквозь плотные тучи, неумолимо гонимые ветром куда-то вдаль. Их свободе оставалось только позавидовать, ведь отложившийся допрос мог состояться с минуту на минуту. Решив воспользоваться благоговейной тишиной, я отрешилась от реальности и принялась осторожно разминать затёкшие конечности, начав с тонких пальцев рук. Качественный массаж пришёлся бы как нельзя кстати, но о подобных изысках можно было не мечтать. Увлёкшись, я не заметила, как добралась до оголённых участков воспалённой плоти. От неловкого прикосновения тело мгновенно пришло в напряжение. Вздрогнув, я подпрыгнула на месте и шумно втянула воздух сквозь стиснутые зубы, чем привлекла внимание к своей персоне.

— Как точно высказался Ко́нрад, — задумчиво протянул низкий голос. — Мы уж было сочли, что ты всерьёз решила испустить дух.

Захлопнув толстую папку, мужчина впился в меня пронизывающим взглядом, заставив поёжиться, словно от порыва февральского ветра, пробирающего до костей. Не выдержав, я опустила голову и молча уставилась на свои перепачканные пальцы, нервно перебирающие надорванный край платья, превратившегося в непрезентабельную тряпку. Побарабанив пальцами по столешнице, он что-то выудил из недр ящика и направился в мою сторону, заставив насторожиться. Приблизившись, крепко сложенная фигура нависла надо мной, точно огромная грозовая туча, готовая в любой момент обрушить всё своё содержимое на хрупкий, едва пробившийся к свету, росток.

— Вытяни руки перед собой и не дёргайся, — приказал мужчина, чьи действия было невозможно предугадать и объяснить логически.

Покорно я подставила запястья, но вопреки ожиданиям на них сомкнулись не железные браслеты, а эластичные когезивные бинты. Мой изумлённый и его ледяной взгляды впервые встретились. Я отчётливо видела, как соболиные брови изогнулись от удивления, осязала, как сжатые пальцы застыли в смятении, ослабив хватку, и чувствовала, как моё сердце отчего-то пропустило удар. Едва уловимо мотнув головой, мужчина разорвал зрительный контакт и с большей осторожностью продолжил накладывать повязки.

— Ничего другого нет, — дежурно произнёс он нечто похожее на оправдание.

Отсутствие каких-либо медикаментов было объяснимо, в отличие от причины, по которой мне оказывали какую-никакую, но всё же помощь. Закончив с верхними конечностями, мужчина присел и занялся искалеченными лодыжками. Испытывая неловкость, я хотела было запротестовать, но вместо этого застыла, словно парализованная, не проронив ни слова. Даже в таком положении, всем своим видом он продолжал демонстрировать превосходство надо мной. Заворожённо я наблюдала за каждым его действием, сомневаясь в реальности происходящего. Скольких усилий ему стоило перебороть отвращение и снизойти до такого ничтожества, как я? Это ведь я должна валяться в ногах — не он. Плотно прижав липкий край бинта, мой надзиратель распрямился и без лишних предисловий задал вопрос, который нельзя было оставить без ответа, учитывая, что речь зашла о моей дальнейшей судьбе.

— Скажи мне, ты хочешь жить?