Гнев Тиамат

— Взломать можно всё, — ответил Бон. — Но мы заставим их потрудиться. Доступ там по разделам. Если какую-то часть взломают, мы отключим ее до того, как раскроют всех.

Ответ правильный. Если бы он сказал «безопасна», Наоми бы не поверила.

— Бьен аллес, — сказала она, поднимаясь. Бон последовал её примеру и неуверенно протянул руку, как будто трепеща перед героиней. Наоми её пожала. Что бы ни произошло в будущем, Бон пройдёт через всё с воспоминанием, что пожимал руку Наоми Нагате. Ей не нравилось носить маску, навязанную окружением, но это цена, которую она платила за то, что должна сделать.

— Я буду на связи, — сказала она, и каждый направился в свою сторону.

Коридоры и переходы на этой базе были широкими, но для человека её роста имели низковатые потолки. Белая плитка одинаково поблёскивала на стенах и на полу. В ряд здесь могли пройти тридцать человек. Наоми сунула руки в карманы и опустила взгляд, чтобы не привлекать внимания случайных прохожих. Ходьба помогала ей думать.

Её проблема, как и проблема врага, — масштаб всего происходящего. История человечества тысячелетиями разыгрывалась на поверхности одной планеты. В бескрайнем пространстве между мирами — всего лишь столетия. И всё это происходило до её рождения. Вселенная, которую знала Наоми, всегда имела станции у Юпитера и Сатурна, а горнодобытчики Пояса с трудом зарабатывали себе на жизнь. Почти все врата вели в другие системы, обширные и богатые, но безлюдные. И без истории. Без инфраструктуры, которую люди всегда принимали как должное, на которую опирались.

Когда существовал хаб, всё казалось проще. Теперь кто угодно мог перемещаться повсюду, никто этого не координировал и не записывал. Чем больше Наоми об этом думала, тем меньше ей нравилась идея реконструкции внутри медленной зоны. Медина, «Тайфун» и корабли Транспортного профсоюза, пропавшие там, доказывали небезопасность самой природы того пространства. Помещать туда базу с людьми значило рисковать их жизнью.

А строить автоматизированную станцию — это полагаться на надёжность компьютера, исторически неоправданную. Удерживать и охранять более тринадцати сотен врат, обращённых к звёздам — совсем не то, что занимать уверенную позицию в центре. Огромный флот, больше, чем человечество когда-либо создавало, потребовался бы лишь для того, чтобы следить за вратами, и это совсем не гарантирует контроль систем за ними.

Дуарте пришёл со стратегией, допускающей существование местного управления, пока оно подчиняется его законам. Тогда это выглядело великодушием. Сейчас больше смахивает на необходимость.

И, что гораздо серьёзнее — жуткая весть о потере двух врат.

Был момент, когда они могли отстраниться. Когда Джим и она, и, может, горстка других могли, вглядываясь в кольцо врат и бесконечность пространств за ними, увидеть опасность и осторожно отойти прочь. Для этого было достаточно предпосылок. Цивилизация, создавшая всю эту бесконечную и невообразимую силу, разбросана как сухие кости. С чего люди взяли, что это для них безопасно? Что стоило такого риска?

Она пошла в метро к блоку Чавы, совсем как местная. Толпа на платформе была разномастной. Бодренькие, отдохнувшие, ясноглазые — третья смена, спешащая на работу. Усталые — со второй, они едут домой или куда-нибудь ужинать. Горстка вызывающе одетых юнцов — полуночные прожигатели жизни из первой смены.

Наоми держалась тихо и отстранённо. Она ценила красоту всего этого. Невинность. Примерно около ста человек ожидают поезд в метро, на спутнике, над планетой, вращающейся вокруг не того солнца, которое породило человечество, и стараются пролезть в вагон первыми, занять место получше. Возможно, это самое естественное человеческое качество.

Молодой человек в коричневой майке с открытым воротом нахмурился, заметив её пристальный взгляд — решил, что она насмехается. Наоми кивнула в знак извинения и отвернулась.

Гостить у Чавы было приятно. Спать на настоящей кровати, мыться водой, которая не прошла цикл очистки дважды за время, пока стоишь в душе, есть пищу, имеющую более одного вкуса. Долгие месяцы, проведённые Наоми в контейнере, всё больше и больше напоминали паломничество, пройденную дорогу, которая её изменила. Тогда она такой не казалась.

Их графики не совпадали, и когда Чава уходила в постель, Наоми не спала ещё долго. Она старалась вести себя тихо, но всё же работала. Подполье на Обероне было неплохо построено, но пока она не решила, что настало время убирать губернатора и его военных советников, возможности ограничены. Внедряться. Искать дыры в их безопасности. Подрывать устои врага. Но о стратегии Лаконии ничего не известно. Они так же отрезаны, как и она.

Потом, спустя всего несколько дней после того, как сообщения Наоми ушли через кольца, бутылки начали возвращаться. Ручейки данных поодиночке просачивались в систему. Отчёты, запросы и сообщения, закрытые свежайшими шифрами.