Гнев Тиамат

— Я потратила кучу времени, стараясь не быть такой, — сказала Наоми. — Старалась не принимать определённых решений. И вот опять...

Минуту обе молчали. Когда Чава заговорила, голос звучал легко. Почти небрежно.

— Давно, когда я ещё училась, самым трудным для меня была ручная стыковка. Каждый раз во время квалификационных проверок было совершенно неважно, сколько я тренировалась. Я отключала систему, брала контроль и думала только одно — не промахнись, не промахнись, не промахнись. И промахивалась. Я была сосредоточена на том, чего опасалась, и каждый раз промахивалась.

— Это ты так пытаешься меня подбодрить?

— Нет, — ответила Чава. — Мы для этого слишком стары. Я пытаюсь заставить тебя почувствовать, что ты с этим не одна. Это всё, что я могу сделать.

В душе Наоми что-то перевернулось. Эмоции, которые она так давно сдерживала, рвались на свободу. Она чувствовала, что сейчас разрыдается, но вышел только глубокий вздох. Её мечта всегда с ней, она никогда не сдастся. Она найдёт способ собрать вместе свою семью. Они все выживут в этой мясорубке истории. Всё как-нибудь наладится.

Был когда-то один момент. И не так давно. Всё, что ей надо было сделать — открыться, принять приглашение Дуарте и оставить всю эту борьбу позади. Она уже точно не помнила, как решилась вступить на сегодняшний путь, но теперь она здесь. И винить ей некого, только себя. Она представила, как просыпается рядом с Джимом. Пьёт с ним кофе. Слушает шутки Алекса и Амоса, а за ними, фоном, тихое гудение «Росинанта». И она отпустила эту мечту.

А потом сжала руку Чавы — и тоже отпустила.

Глава двадцать девятая

Элви

Элви сидела на заднем сидении кара, глядя в затылок молодому водителю с коротко стриженными кудрявыми волосами. Когда Дом правительства остался позади, вокруг развернулся город. Элви вспомнила, как впервые его увидела в сопровождении солдат, обладавших безукоризненной вежливостью портье роскошного отеля, только с оружием. Улицы шире, чем где-либо, с рядами деревьев по бокам. Вздымались высокие и прекрасные здания с собирающими свет окнами и садами на крышах, будто Фрэнк Ллойд Райт родился вновь и строил свои небоскребы. Масштаб города был огромен и хвастлив. Элви вспомнила, как в первый раз он ее ошеломил.

Теперь он казался странно хрупким. В столице жили миллионы человек, но почти все появились здесь в последнее десятилетие. Для нее остановили движение, и по пути она видела, как обычные люди — гражданские и военные с более низким статусом, — вытягивали шеи, пытаясь понять, кто она такая и следует ли им прийти в восторг при виде ее. Ни памятников, ни рекламных щитов, ни старых районов. Элви испытала своего рода ненависть.

— Не хотите воды, мэм? — спросил водитель.

— Нет, спасибо.

Он кивнул, не глядя на нее. Элви откинулась на плюшевом сидении и попыталась вытянуть ногу. Боль не утихала.

***

Огромные лаборатории технически относились к университету Лаконии, но управлялись как военный лагерь. Охрана у ворот пропустила их без проверки, и кар запетлял по кампусу к Загону. Элви боролась со своей тростью. За последним поворотом она увидела человека, явно ожидавшего ее. Прилив облегчения от того, что это не Паоло Кортасар, говорил о многом.

— Доктор Очида, — сказала Элви, выбираясь из кара.

— Доктор Окойе. Как хорошо, что вы вернулись. Я слышал о вашей полевой работе и должен сказать, что ни за что не променял бы на нее свою уютную, безопасную лабораторию.

— Ну, зато данные мы получили интересные.

Они пошли по дорожке к Загону — темному кубу без окон, укрепленному против любого нападения даже в самом центре империи, где оно казалось немыслимым. Говорят, Бог не играет в кости, но, если бы играл, они бы выглядели именно так. Огромными, квадратными, непостижимыми.

— Слышал, вас отправили в святая святых, — сказал Очида. — Паоло не особенно распространяется о своем проекте по старению.

— Я этого не просила.

— Первый консул делает то, что считает нужным, — ответил Очида, когда они приблизились к охране. Элви отдала свой пропуск и прошла процедуру сканирования. Всего лишь прикосновение к запястью, но ощущалось как более глубокое вмешательство.

— Все богатые и власть имущие нетерпеливы, — сказала она. Охранники расступились, давая им пройти. Дверь открылась с легким щелчком, и вместе с ними в комнату ворвался воздух. Внутри следующий набор протоколов безопасности обдал их воздухом и просканировал каждый миллиметр тел, прежде чем открыть внутреннюю дверь.

Загон успокаивающе напоминал лабораторию, в которой Элви провела несколько десятилетий, и десяток других университетов и исследовательских институтов. На стенах висели протоколы безопасности, напечатанные ярким шрифтом на шести языках. Пахло фенольным мылом и воздухоочистителем.

— Пойдемте, — улыбнулся Очида, — я вас провожу.

«Не расслабляйся, — сказала себе Элви. — Ты здесь не дома. Тут небезопасно».

«У меня только что состоялся весьма занимательный разговор», — сказал Фаиз в тот день, когда ей поставили эту задачу.

«Могу сказать то же самое. Но он совершенно секретный, поэтому начнем с тебя».