Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Зато полным ходом шла в Надежине жизнь литературная, художественная, артистическая. Много читали, причем по давней аксаковской традиции читали вслух, обсуждали прочитанное, декламировали. Сергей Тимофеевич испробовал себя в новом жанре – в критике: написал разбор трагедии «Федра». Опубликованный позднее в журнале «Вестник Европы», этот разбор стал началом литературно-критической деятельности Аксакова, надо сказать куда более успешной и яркой, чем его деятельность поэтическая.

Литературные занятия перемежались охотой и рыбной ловлей, дальними увлекательными прогулками.

Дети по мере взросления приобщались к интересам родителей; раньше и охотнее всех приобщился старший сын Костя. К моменту переезда в Надежино ему исполнилось четыре года. А покидал он родной дом уже девятилетним мальчиком.

В надежинский период довольно резко обозначился характер Кости, выявились черты, сохранившиеся в нем на всю жизнь. Впоследствии Константин Сергеевич даже утверждал, что с течением времени он почти не менялся: созревал и обогащался ум, но нравственное чувство осталось то же.

Любимец отца, похожий на него внешне (крепкая стать, широта в плечах), Костя душевным складом был весь в мать. От нее он перенял, как говорил Иван Аксаков, «возвышенность помыслов, суровость в отношении к себе, строгость требований, элемент доблести и героизма». И все это проявлялось в нем легко и естественно, не как обязанность, не как правило, установленное и навязанное кем-то со стороны, а как внутренняя потребность.

Читать Костя выучился рано, четырех лет, то есть к самому началу жизни в Надежине. Первым делом он принялся за русских писателей XVIII века. Книги, которые воспитали и Сергея Тимофеевича, и Ольгу Семеновну, теперь формировали ум и душу их сына. Константин читал и Ломоносова, и Хераскова, и Княжнина, и Державина, и Дмитриева. Иван Аксаков рассказывает: «Когда ему [Константину] минуло восемь лет, отец подарил ему в богатом переплете том стихотворений Ивана Ивановича Дмитриева. По этой книге, которую Константин Сергеевич скоро знал наизусть, Ольга Семеновна учила читать детей своих:

Москва, России дочь любима,
Где равную тебе сыскать!

Или:

Мои сыны, питомцы славы,
Красивы, горды, величавы.

Если любовь к русской литературе, особенно к ее гражданским, одическим традициям, воспитывалась у Константина под двойным перекрестным влиянием родителей, то интерес к античности заронила в нем именно Ольга Семеновна. Почитательница матери Гракхов и Муция Сцеволы, она внесла в семью дух преклонения перед героическим, спартанским началом древнего мира. Первой книгой, прочитанной Костей, рассказывает Иван Аксаков, «была История Трои, издания 1847 года… переложение „Илиады“ на русский и надобно признаться, варварский язык»[28]. Персонажи поэмы – Ахилл, Гектор, Диомед – стали любимыми героями Кости, и как иные играют в колдунов и разбойников, он играл в войну троянцев с греками. Фигурки воинов с копьями и щитами вырезались из карт.

(Интерес к античности сохранился у Константина на всю жизнь, приобретая со временем все более целенаправленный и глубокий характер. Когда в 1833 году, уже будучи студентом, Константин мечтал, чтобы «русскими словами» заговорил «об Одиссее доблестном Гомер», то задуманный труд он обещал посвятить «маменьке». Это был жест благодарности за пробужденный интерес к античному миру.)

Попадали в Надежино и, значит, в руки Кости и литературные новинки. Круг чтения современной литературы, к сожалению, нам в точности неизвестен, но одно имя можно назвать уверенно – Пушкин. «„Евгений Онегин” присылался тетрадями. Все это читалось вслух, громко, с каким-то увлечением» (И. Аксаков). Конкретно речь шла о «тетраде» с первой главой «Евгения Онегина», вышедшей в феврале 1825 года; следующие главы появились позднее и читались Аксаковыми уже в Москве.

С молодых лет воспиталась в Косте привязанность к отеческому краю. Любовь к музам уживалась с теплым чувством к родным местам. «Стихи Державина и русская деревня вспеленали его, так сказать, с детства» (И. Аксаков). И когда Константин, будучи взрослым, предавал стихам свои самые дорогие воспоминания, мысль его неизменно обращалась к истокам.

Я помню тихое село,
Тебя я помню, двор обширный —
С зеленым бархатным ковром,
Тебя я помню, дом наш мирный,
Довольства и веселья дом…
Как живы в памяти моей
Мои младенческие лета.
Когда вдали от шума света
Я возрастал среди полей,
Среди лесов и гор высоких
И рек широких и глубоких…