Гнилушкина гать (СИ)

   Случилось это еще год назад. А теперь, к своему неудовольствию, Тася заметила, что вокруг Кирки стал увиваться Васька - Марфин сынок. Да и девушка сама с него глаз не сводит. Парень-то, конечно, симпатичный, статный, да только лентяй да пустобрех каких еще поискать! В свои восемнадцать годков он все еще ходил в пастушках да играл на дудочке, пока старая мать пыталась хоть как-то подлатать прохудившуюся избу. Других деревенских девушек, что заглядывались на Ваську, матери уже за косы оттягали -- гнилой кусок, никакого прока с такого мужа. Вот и Тася думала, как бы этого ухажера отвадить. Пыталась она с дочерью поговорить, но когда это юное сердце прислушивалось к словам мудрости?

   Женщина, вспомнив о давнем разговоре, когда Кирка просила ее переехать из Гнилушек, решилась даже потихоньку разузнать у Филимона, не примут ли их с дочерью в Вороничах. И со слов хранителя выходило, что деревенский голова совсем не прочь заполучить в свое поселение травницу и обещает всякое вспоможение на первое время.

   Тася уже собиралась обсудить переезд с дочерью, но тут случилась беда. А она, как известно, не приходит одна...

   Гулким звоном пронесся над Гнилушками голос растревоженного колокола. Деревенские высыпали на центральную улицу и устремились к двору Тимофея Федоровича, по пути взволновано обсуждая, что могло стать причиной набата. Тася и Кира вместе со всеми спешили по неверной мартовской дороге: в основном еще мерзлой, но местами все-таки слякотной.

   Тимофей Федорович велел открыть не только основные ворота, но и дополнительную широкую створку, построенную вместо части забора. Так уж повелось, что двор старосты был местом для деревенского схода по обсуждению важных вопросов или новостей. А поскольку людей собиралось обычно больше сотни и внутреннего пространства для всех не хватало -- и пришлось придумать еще одну створку, чтобы оставшийся на улице народ не пялились в заборные доски. Хоть Тася с Кирой шли далеко не первыми, они все же успели попасть внутрь двора и заметить, как группа деревенских мужиков спешно покидает владения Тимофея Федоровича через дальнюю калитку. Это было довольно странно.

   Между тем остальной народ стягивался ближе к терему. Там, на крыльце, стояла маленькая девочка лет восьми-девяти, одетая в непомерно большой для нее тулуп. Кира пригляделась и узнала в ней Варю - дочь хромого Онисима. Она что-то говорила и периодически плакала. Тася пыталась тихонько расспросить близстоящих людей о причине переполоха, но никто ничего толком не знал. "С детями чой-то", - пожал плечами щуплый старичок. - "Вона, слухай, чаво соплюха лепечет".

   Тася с Киркой просочились сквозь толпу поближе к крыльцу.

   - Ну не плачь, Варенька. Рассказывай, как дело-то было, - ласково подбадривала ребенка одна из женщин.

   Девочка утерла нелепо длинным рукавом нос.

   - Тятя по утру в Вороничи поехал, вместе с дядькой Савелием и теткой Радой. Сказал, что до вечера вернется. И чтоб нам с братиком Петькой дома сидеть, - подбородок у Вари задрожал. Она заплакала. - Тятька теперь ругать буде-е-ет.

   - Да не реви ты. Рассказывай, что дальше-то было, - нетерпеливо выкрикнул кто-то из толпы.

   - А Петька... а Петька сказал, что... - Варя снова всхлипнула, - что на болоте клюква после зимы сладкая-сладкая. А я сказала, что тятя ругать будет. А он сказал, что мы быстро сбегаем, тятя и не узнает. И надел на меня свой тулуп. Идти трудно было. А потом Петька сказал, пошли... пошли... пошли к Ярошке. Потому что Ярошка ему друг, и его тоже позвать надо. И мы пошли. А Ярошка сказал, что у него братик маленький. И ему нельзя никуда ходить, а надо за Ванькой следить. А Петька сказал, чтоб с собой его брал. Что мы быстро-быстро вернемся, никто и не заметит. Ярошка не хотел сначала идти. А потом согласился. Сам дядьки Савелия старый армяк одел, а Ваню в свой тулупчик закутал и на загривок посадил. Они его с Петькой потом еще по очереди несли.

   Бабы вокруг охали, мужики хмурились и недовольно качали головой.

   Девочка всхлипывала, но пока держалась.

   - А когда мы дошли до перекрестка болотного, то братик с Ярошкой устали. И Петька сказал, чтоб мы с Ванькой стояли и ждали их. Что они быстро-быстро на болото сбегают, клюквы наберут и сразу воротятся. А я... а я...- голос девочки задрожал, - а я сказала, что страшно. Что не хочу оставаться. А они говорят, не бойся, мы быстро. И убежа-а-а-али... А тятя говорил, никуда не уходить. А они все равно-о-о-о...

   Варька не выдержала и снова заревела.

   Кто-то протянул руку и достаточно грубо одернул ребенка.

   - А ну, хорош выть. Наворотили дел, чего уж теперь слезы лить. Рассказывай давай, как оно дальше было, - не узнать голос Авдохи было сложно. Три года назад подохла ее дворняга Тяпка, а прошлой зимой помер дед Степан. Оставшись одна, старушка окончательно осатанела и не упускала ни единой возможности, чтобы изрыгнуть свою злобу на окружающих.

   Девочка в страхе попятилась подальше от края крыльца. Сжалась вся и продолжила: