Гнилушкина гать (СИ)

   - Это все она, Кирка! Мы бабу слепили... а она... кидается... а мы... - и девочка тоже заревела.

   - Да, да, это она виновата, - разом закивали девчонки.

   А Кирка не слышала никого. Она стояла и глядела на красный снег на лице ревущей подруги. Мир будто застыл, пропала вся злость, обида. Вообще все мысли. Все.

   Но тут, с совершенно не свойственной для столь почтенного возраста прытью, к Кирке подскочила Авдоха. Старуха с криками принялась тягать девочку за волосы, при этом пытаясь еще и стукнуть "убивицу" клюкой. После пары болезненных ударов, Кирка вывернулась из старушечьих рук и под визгливую брань и проклятия припустила со всех ног.

   Тем временем на крики стягивались соседи. Бабы охали, мужики осеняли себя знаком Велесия. Матвей Борисович, кряхтя и краснея, поднял жену и дочь на ноги и сбросил с головы Любаши венок.

   - А ну! - зычно гаркнул купец.- Хватит реветь, бабы. Никто никого не убил, спасибо Велесию да Яролике! Не кровь это, сок. Ягоды, видать, подавило. И вы, люди добрые, расходитесь. Ничего не случилось, детишки пошалили. И ты, Авдотья Семеновна, угомонись уже.

   Но Кирка этого уже не слышала. Она бежала прочь из деревни и из-под лаптей в стороны разлеталась слякоть с раскисшей дороги. Окончательно промокли ноги, по щекам, не переставая, текли слезы, нещадно болели ушибы. Но хуже всего было у нее внутри. "Не справедливо. Все не справедливо!" - Противной, зубной болью пульсировала обида. "Так Любашке и надо! Сама виновата!" - Громовыми раскатами хохотало злорадство. "Я одна. Совсем одна. Манька-а-а-а..." - Тягучей смолой спутывала, цементировала остальные мысли жалость к себе. И весь мир увяз, утонул в этой слякоти душевной.

   Наконец, девочка выбилась из сил. Она зацепилась за что-то ногой, плюхнулась в грязь и зарыдала. Но сидеть так было очень холодно, так что Кирка с трудом поднялась и медленно куда-то побрела. Так она шла какое-то время, пока вдруг где-то из-за спины не донесся странный, тихий звук:

   - ...а-а-а-а.!

   Девочка сдержала слезы и прислушалась. Может показалось? Нет, вот опять. Очень далеко. И тут Кирка опомнилась и удивленно огляделась. А... где это она? Вокруг сплошной бурелом. Под ногами гнилые остатки бревен и хлюпанье пресыщенного влагой мха. Да это же Старая гать! Та самая, что пугала ее с самого детства. И Кирка уже прошла пару саженей от перекрестка. Вон он, позади. Вроде близко, да столько кустарника, поваленных деревьев, что его почти уже не видно. Как же она через эти дебри прошла и не заметила? А дальше, наоборот, дорога будто бы суше, будто бы кем-то очищена. Или может это лес сам расступился? И зовет, и манит теперь ее, Кирку, идти дальше.

   Стоило девочке об этом подумать, как впереди на тропинке возникла темная фигура. Впечатление было такое, что она просто проявилась из воздуха! Кирка вздрогнула и попятилась обратно, к перекрестку. Идти так было очень сложно, она спотыкалась, практически падала, но повернуться к незнакомцу спиной не решалась. Ей казалось, что стоит только отвернуться, выпустить его из поля зрения, как он тут же окажется рядом, схватит заблудившуюся глупую девчонку и утащит в топи!

   Но фигура не двигалась.

   - Кира-а-а! - Снова раздался крик за спиной. Еще далекий, но девочка узнала Тасин голос. Это матушка Тасюта! Мама!

   Девочка остановилась и сделала глубокий вдох, а затем резко развернулась и рванула к перекрестку, не замечая полощущие по лицу ветки и заливающуюся в лапти ледяную воду. На самом выходе из зарослей она споткнулась и больно растянулась на бревенчатой дороге.

   Девочка быстро перевернулась на бок и посмотрела в сторону топи - никто за ней не гнался. Она поспешила подняться и как могла быстро побежала в сторону деревни.

   - Кирка! - Крикнула Тася, когда из-за деревьев показалась дочь.

   Женщина все это время шла с твердым намерением проучить девчонку. Это же надо, грязью в людей кидаться!

   Когда на двор пожаловала Авдоха и еще две деревенские бабы в поддержку, травница занималась рутинными делами по хозяйству. Но когда гостьи в самых ярких красках рассказали о происшествии, день перестал быть заурядным. По всему выходило, что Любашка при смерти, а Кирка, "убивица и змеюка вертлявая", отделалась старушечьими тумаками и сбежала. Женщина, конечно, делила на двое каждое Авдохино слово. Уж та-то язва и склочница известная. Но ясно было, что дочка все-таки что-то натворила. И как же было стыдно перед Матвеем Борисовичам и его женой, когда те показали Любашку со смачным фингалом и ссадиной на лбу. Тася, конечно, извинилась, принесла припарок и мазей для скорейшего заживления, но выслушать всякого все равно пришлось. Женщина злилась. Но больше всего ее волновало, что маленькая паршивка куда-то сбежала. Можно было дождаться ее и дома: замерзнет -- вернется. Но беспокойство взяло вверх.

   Однако, как только девочка подошла ближе, все воспитательные планы улетучились.

   - Батюшки светы! - Всплеснула руками женщина, глядя на чумазую, промокшую, исцарапанную и заплаканную Кирку. - Это Авдоха тебя так?!

   Кирка мотнула головой:

   - Сама... Оступилась. - Хлюпнула носом понурившая голову девочка.