Гнилушкина гать (СИ)

   - А дальше Петька с Ярошкой убежали. А Ванька стоял-стоял рядом, а потом вдруг говорит: "Косочка, косочка". И пальчиком показывает туда, где кусты одни и ничего не видно. А я не понимаю, что он говорит. А он опять - "косочка, косочка". А потом из армяка вылез и пошел туда, в чащу. А я ему кричу, чтоб не ходил, а он не слушается. А я за ним. И как хрустнуло что-то под ногой, и я как провалилась в сугроб, вот по сюда, - девочка показала себе на плечо. - И мне не вылезти было. Я испугалась, стала братика звать. А он не слышал. А потом... потом... потом вылезла. А Ванечки нет. Я кричала, кричала-а-а-а...

   - Ой, как же это?! - вскинула к лицу руки одна из женщин.

   - А потом мальчишки прибежали. Ярошка увидел, что Вани нету. У него шапка была, полная клюквы. Так и упала, и ягоды все порассыпались. И кричит на меня! А я ему говорю, куда Ваня ушел. Что я в сугроб провалилась. А он - Петьке, что следы на снегу видно, что надо скорее за Ванькой бежать. Маленький он, далеко не ушел. А братик мой говорит, что туда не пойдет, что это проклятая гать. Тогда Ярошка обозвался на Петьку и побежал за Ваней. А мы с братиком ждали. А потом звали Ярошку. Но он не вернулся. А потом Петька меня в деревню повел. Он сказал, что может тятя с дядькой Савелием уже вернулись. Но когда мы в деревню пришли, Тимофей Федорович нас увидал и давай спрашивать, почему мы одни шастаем. И Петька все ему рассказал. И они с другими дядьками пошли Ярошку с Ваней искать. А мне велели все рассказать.

   Это не я виновата! Это Петька все со своей поганой клюквой. И не сладкая она вовсе!

   Девочка помолчала немного и, всхлипнув, добавила с надеждой:

   - А они их найдут, Ваню да Ярошку?

   Не нашли.

   Поисковый отряд из деревенских мужиков не без страха ступил на старую гать. Селяне с трудом пробрались сквозь заросли к широкой поляне, которая оказалась берегом для большого болотного "окна" - топи, притворившейся озерцом. "Проклятое место", - зароптали люди. Поверхность водоема была затянута сплошным мутноватым льдом. Везде, кроме участка в пару саженей у самого берега, где на примятом снегу заканчивались следы пропавших детей, а по черной воде плавали острые осколки тонкого льда. Мужчины пытались высмотреть хоть что-то под поверхностью "окна", потом вслепую зацепить что-нибудь щупами из найденных длинных палок. Но все тщетно.

   "Проклятое место", - повторяли они за чаркой мутного как болотный лед самогона, возвратившись домой.

   Три дня Савелий и Рада не выходили со своего двора и никого к себе не пускали. Ни старосту, сообщившего через забор, что он отправил за хранителем для проведения похоронного обряда. Ни Петькиного отчима, который и сам не знал, что хотел сказать родителям, потерявшим двух сыновей. И даже Тасю Сава не пустил на порог:

   - Никого видеть мочи нет, - выдавил серый с лица, разом постаревший мужчина.

   А вечером пятого дня мельник, кое-как держась на ногах, сам пришел в деревню, ко двору Петькиного отчима. С топором. И если бы не был Онисим в доме, а Савелий не был бы в стельку пьян, то на том и закончилась бы Петькина жизнь, потому как не смог бы малец вырваться из крепкой мужицкой хватки, а отчим не успел бы бы прийти пасынку на выручку. Но знающий толк в потасовках Онисим быстро сориентировался и одним точным ударом уложил Савку на холодную землю, исхитрившись еще и поймать за обух топор, выроненный обидчиком. Опасный предмет мужчина спрятал за пояс. И только после этого Онисим позволил себе эмоции -- схватил валявшегося в грязи мельника за грудки, рывком поставил на ноги и пригвоздил к забору.

   - Ты это брось, сосед, - яростно зарычал мужик и с силой тряхнул Савку, еще раз ударив о забор. - Я тебе Петьку в обиду не дам, понял?

   Мельник и не думал сопротивляться. Тело его обмякло, и хватка Онисима, призванная остановить разбуянившегося пьянчугу, оказалась единственным, что удерживало того на ногах. Из разбитой Савкиной губы засочилась кровь, перемешанная со слюной, а из глаз потекли слезы. Петькин отчим поостыл и теперь придерживал пьяного односельчанина, чтоб тот вновь не рухнул на землю. Он буркнул пасынку, чтобы тот шел в дом. Петька, ни живой ни мертвый, спрятался в избу и опасливо выглянул в окно. Там же показалось и испуганное личико Вареньки.

   На крики ко двору уже сбегались соседи, в том числе Тася и Кира, а Онисим к своему не удовольствию отметил, что становится слишком людно.

   Неожиданно Сава очнулся, крепко ухватил придерживающего его мужчину за плечи и горько зарыдал:

   - Все отняли у меня. Все... Ванька. Ярошка. Радушка. Радушка-а-а-а...

   Петькин отец смешался, не зная как поступить, а Сава уже перехватил его одной рукой за шею и уперся лбом в лоб:

   - Проснулся с утра. А Радушки нет, - покачивая головой и заливаясь слюной и кровью, доверительно прошептал мельник. И хоть произнес он это негромко, но каждое слово разнеслось по двору отчаяяным эхом.

   Старый вояка озадачено поглядел на пьяного мельника и... все понял. Сава обращался вовсе не к нему, не к Онисиму, и даже не к самому себе. А его красные, воспаленные глаза смотрели сейчас сквозь сам мир, мир живых...