- Стало быть, случилась злая ворожба, - вздохнул староста. - А причина той ворожбе, сами знаете кто. Надеялись мы, что ослабло, исчезло проклятие, пропало чудище, да, видать, поторопились радоваться-то. Да... Поторопились...
- Да что вы, люди! Да брешут мальчишки! Подрались они, подрались. По шеям не хотели за озорство получить, вот и брешут! Вон у Васьки и синяк, и царапины. А чудища никакого и в помине не было! Подрались они, Тимофей Федорович. - Заверещала Марфа, быстро подошла к сыну и отвесила тому подзатыльник. - Ну, сознавайся, балда, так ведь дело было?!
Парень ничего не ответил, только опустил голову еще ниже.
- А ты что расскажешь, Матвей Борисович? - Спросил староста.
- Послал я к пастбищу работников, скотинку забрать. Молодцы они крепкие, но близко к той опушке, на которую Миханька указал, побоялись подходить. Сказали, гнилью с того места на полверсты смердело, а трава, деревья, что там растут -- все багряное да бурое, издали видать. Так что, смекаю я, Тимофей Федорович, что все так, как ты говоришь. Чудище это. Ты-то лучше знаешь, но и я кое-что помню: мальцом я еще был, когда оно в последний раз объявилось, за Андрейкой-то Плешивым, но и тогда странные дела в деревне творились.
- Да, и в тот раз без ворожбы не обошлось, и до того. Это вроде метки у чудища-то. - Окунаясь в воспоминания, произнес старик. - Пошел тогда Андрейка в баньку. Облился первым ковшом -- хорошо ему, облился вторым -- опять хорошо, а как всю кадушку на себя опрокинул, так и выскочил из баньки в чем мать родила. Бежит по улице, орет, а у самого по всему телу пиявки колышутся, да так много, что и живого места не видно. И здоровые ведь твари, с палец! Я тогда молодой еще был, бойкий, заглянул через окошко в баньку-то, а там этими пиявками все кишмя кишит. Так и сожгли ее, жалко было, а что делать. А от Андрейки и отдирать ничего не стали, сразу в топи свели. Да, Андрейка-то последний в роду своем был, после него чудище и затихарилось... до сего дня.
Собравшиеся тревожно зашептались. Кто-то удивленно разводил руками, кто-то утвердительно кивал, кто-то расстроенно качал головой, но все, даже Марфа, согласились с тем, что кровоточащая береза -- это результат ворожбы подлой нечисти.
Когда разговоры поутихли, староста продолжил:
- А значит, нам теперь с вами нужно рассудить справедливо - на кого из двух молодцов нынешняя метка пала, и, следовательно, кого к чудищу на съе... кхм... на честный бой нужно отправить -- Василия или Михаила. Оба ведь они под той березой сидели.
- Да на Миханьку-то и капли не попало. - Сразу откликнулся Егор Ефимович.
- Так потому не попало, что Василек мой сынка твоего случайно подвинул. Миханьку чудище выбрало, - возмутилась Марфа.
- Может и случайно, да покуда Васька под ту ветку не сел, с нее только сок березовый капал, обыкновенный, - зарычал Егор Ефимыч.
- Обыкновенный, березовый... - передразнила Марфа. - Это в конце весны он обыкновенный?!
- Да что плетешь, баба! - Грозно забасил мужчина, косясь на старосту и похлапывая рукой по кошелю.
- Баба! Да не дура! На Миханьку первая капля с той березы попала -- вот и метка! - Уперев одну руку в бок, зашлась в крик Марфа.
Гусь, почувствовав, что сковывающая его хватка ослабла, дернулся и вырвался из рук хозяйки. Соборный люд вынужден был отложить судьбоносные решения и бросился на поимку птицы. Но вкусивший свободы гусь и не собирался сдаваться или покидать поле боя. На какое-то время в избе сотворился полный бедлам: ругань, гогот, топот.
- Лови его, лови! - Свирепо орали одни.
- На улицу, на улицу гоните! - Вразумляли другие.
- Зараза, за руку цапнул! - Белугой выл в уголке поверженный Матвей Борисович.
Мужики размахивали руками, птица - крыльями, и во все стороны разлетались пух, перья и мелкие предметы обстановки.
- Поймал! В сенях, поймал. Уже почти во двор выскочил, - Онисим подтолкнул обратно в комнату сникшего Василька.
Суматоха тут же прекратилась. Марфа ловко схватила все еще шипящую птицу и злобно зыркнула на чересчур бдительного мужика. Тот только хмыкнул.
- Вот гусь! - Оценил смекалку Матвей Борисович.
- Ловко ты. Сбежал, а я отдувайся, - процедил сквозь зубы Миханька и больно наступил пастушку на ногу, когда тот снова встал рядом.
- Как могу, так и кручусь. Не у каждого папаша с тяжелым кошелем, - огрызнулся в ответ Васька и ощутимо ткнул приятеля локтем в ребра.
- А ну, цыц! - Два смачных леща от Онисима пресекли очередную потасовку на корню.
Тимофей Федорович, который весь переполох так и сидел на лавке, покачал головой. Почтенные мужи, ворча и бранясь на Марфу, ее сынка и всю их родню, приводили себя в порядок.
- А может, того-этого - обоих их к чудищу? А то ведь ошибемся, так потом расхлебывай. - Дождавшись, когда все успокоятся, предложил Онисим, чем заслужил полный ненависти взор уже со стороны Егора Ефимовича.
- Ты, Онисим, погоди, - заерзал на лавке Тимофей Федорович.
Марфа и Егор Ефимович с нескрываемой надеждой и с не менее нескрываемыми аргументами воззрились на старика.