Я обернулся назадъ. За мной стояла небольшая двочка, лтъ одиннадцати, полненькая, нельзя сказать, чтобы очень хорошенькая, съ широко открытыми голубовато-срыми глазами. кажется, только они, да темнорусые волосы и была хороши у нея; ея руки были еще дтски-неуклюжія, слишкомъ тонкія у кисти, красненькой и довольно большой; вдобавокъ эти руки были запачканы землею, въ которой, должно-быть, она рылась за нсколько минутъ до прихода въ садъ.
— Кто это написалъ? — спросила она уже застнчивымъ голосомъ и покраснла до ушей; первое восклицаніе, вроятно, вырвалось у нея невольно, и теперь она стыдилась меня.
— Это песочный человкъ нарисованъ, — отвчалъ я.
— Разв бываютъ песочные человки?
Я не ожидать этого естественнаго вопроса и не могъ вдругъ отвчать на него. Не бываютъ, хотлось мн сказать; но какъ же не бываютъ, подумалось мн, если я такъ живо представляю себ это лицо? Не отвчая на ея вопросъ, а сталъ ей разсказывать исторію песочнаго человка.
Но она не дала мн времени разсказать эту исторію; листочки, на которыхъ рисовалъ я картины, были уже въ ея рукахъ, и она забросала меня вопросами:
— Это что такое? Ахъ, это кто? Отчего у него такія большенныя ноги?
Восклицаніямъ не было конца; двочка сопровождала ихъ дерганьемъ меня за рукавъ и совсмъ не церемонилась со мною.
— Какой ты смшной! — замтила она между прочимъ.
— Отчего смшной? — спросилъ я, улыбаясь.
— Лежишь и все на песокъ смотришь каждый день, а на песк ничего нтъ.
— А ты почему знаешь, что я каждый день тутъ сижу?
— Да я здсь недалеко грядки, длаю.
— Катя, гд ты? — раздалось со двора.
— Сейчасъ иду, — отвтила двочка. — Ты мн разскажешь еще что-нибудь? — спросила она меня, торопливо сунувъ мн книгу.
— Разскажу, если ты придешь опять сюда, — сказалъ я.
— Завтра приду, — проговорила она, убгая изъ сада.
Двочка была дочь домового хозяина Полозова, одного изъ петергофскихъ садовниковъ. Во вс слдующіе дни Катя приходила въ садъ слушать мои разсказы и любоваться однми и тми же картинками.