Второй классъ, secunda, пользовался нкоторыми школьными привилегіями. Въ немъ ученики имли право отвчать уроки сидя и выходить изъ класса безъ позволенія наставника, то-есть длались молодыми людьми. Учителя теряли право плюходйствія, дранья за волосы, руготни сволочью, шушерой и тому подобныхъ прелестей. Даже слово ты должно было исчезнуть изъ ихъ лексикона, и они обязывались склонять во всхъ падежахъ мстоименіе вы. И сами учителя были большою частью не т, что въ первыхъ классахъ: только важный Гро и мучитель Рейтманъ имла несчастіе заниматься съ нами и сдерживать свои порывы; Рейтманъ хоть на сын могъ вымещать злобу, а Гро и этого не имлъ. Латинскій и греческій языки преподавались директоромъ, ярымъ филологомъ; онъ по цлымъ часамъ возился съ нсколькими строками Цицерона, комментировалъ ихъ, цитировалъ нмецкихъ филологовъ, какъ будто хвастая передъ нами своею сухою начитанностью и не думая о томъ, какую пользу принесетъ эта мертвечина будущимъ булочникамъ, каретникамъ, купцамъ, чиновникамъ и вообще чернорабочимъ жизни; онъ доводилъ насъ до одурнія, посвящая во вс тонкости произношенія греческаго гекзаметра, свертывалъ губы въ трубочку, подпвалъ тактъ и, надо сказать правду, почти никто не постигъ этихъ тонкостей; у меня и теперь начинается перхота въ горл при чтеніи греческихъ гекзаметровъ. Математикой занимался молодой магистръ с. — петербургскаго университета, очень серьезное и безцвтное созданіе, впрочемъ, неглупый малый и въ войн учениковъ съ учителями державшій сторону правыхъ, а это въ учителяхъ рдкость. Учителемъ естественной исторіи былъ нкто-Шпиценъ, нмецъ, старичокъ-юноша, носившій розовенькій галстучекъ и отложные воротнички, изъ-за которыхъ выглядывала дрябленькая и желтенькая шейка, поддерживавшая весьма злющее и отмнно-хитрое лицо іезуита. Шпиценъ вчно вспоминалъ о той пор, als er noch in Dorpat war. Эта стереотипная фраза повторялась въ теченіе двадцати пяти лть и примшивалась ко всему; всевозможныя открытія въ естественныхъ наукахъ совершались въ то время, als er noch in Dorpat war, что давало поводъ думать, что онъ былъ не изъ прилежныхъ студентовъ и пробылъ въ Дерпт безчисленное множество лтъ. Мы вс говорили: Gott hat die Welt erschaffen, als Herr Spizen noch in Dorpat war [1]. Старичокъ очень любилъ разсказывать анекдоты, разъ двадцать повторяя одинъ и тотъ же. Одинъ изъ любимйшихъ былъ слдующій: Шпиценъ, разумется, als er noch in Dorpat war, преподавалъ одной двиц минералогію и объяснялъ учениц способность ртути смшиваться съ золотомъ и серебромъ. Двица сдлала опытъ надъ золотой табакеркой отца, и учителю пришлось поплатиться своимъ карманомъ, въ то время довольно тощимъ, а двиц кончить занятія естественною исторіей. Этотъ анекдотъ разсказывался съ неподражаемою серьезностью и замчательнымъ тупоуміемъ. «Ахъ, это были тяжелыя времена!» — всегда восклицалъ Шпиценъ, оканчивая анекдотъ. Вообще учителя производили на насъ не очень пріятное впечатлніе; каждый по-своему умлъ убивать время безъ пользы для учениковъ, разсказывать анекдотцы, исторійки, въ то время, когда наши умы жаждали жизни и свжаго воздуха. Изъ этой безцвтной толпы рзко выдавался учитель исторіи русской словесности, господинъ Носовичъ. О немъ стоитъ сказать нсколько словъ.