Гнилые болота

Провинившійся ученикъ струсилъ и сталъ извиняться. Носовичъ засмялся:

— Странный вы человкъ! какъ ни извиняйтесь теперь, а синякъ на спин у меня все-таки будетъ. Будьте лучше осторожне въ другой разъ.

Мы съ нетерпніемъ желали увидть эту оригинальную личность въ класс и уже въ коридор разсматривали его со всхъ сторонъ. Носовичъ явился въ класс черезъ недлю посл начала ученія.

— Идетъ, идетъ! — раздались голоса учениковъ, сторожившихъ у дверей класса.

Вс притихли, поспшно услись на мста и устремили свои глаза на двери. Въ нихъ показалась черненькая фигура новаго учителя.

— Ну-съ, господа, имю честь рекомендоваться, — сказалъ онъ, весело улыбаясь и прохаживаясь по классу. — Прошу любить, да жаловать. Надюсь, что мы будемъ хорошими друзьями и не станемъ сердиться: вы будете длать свое дло, я свое, — и все пойдетъ, какъ по маслу. Я намренъ первые часы употребить на чтеніе нкоторыхъ произведеній, которыя мн кажутся хорошими; потомъ попрошу васъ самихъ писать на темы, которыя я задамъ, и въ то же время мы будемъ учить исторію русской литературы. Хорошихъ сочиненій у насъ не то, чтобы очень много, но и не мало. Зато нкоторыя превосходны. Мы начнемъ съ отрывковъ изъ «Мертвыхъ душъ» и «Ревизора»; прочтемъ одинъ разсказъ изъ «Записокъ Охотника», нсколько мстъ изъ «Кто виноватъ?» и, чтобы дать вамъ руководящій взглядъ, прочту я отрывки изъ статей Блинскаго и статью «Капризы и Раздумье». Потомъ мы начнемъ заниматься исторіею литературы, переберемъ по косточк всхъ писателей и писакъ, посмемся, пошутимъ, попишемъ статейки и выучимъ, такимъ образомъ, многое. Я думаю, вы очень мало писали, и не вс изъ васъ умютъ дльно излагать свои мысли… Вы не обижайтесь моимъ мнніемъ; я — старый воробей, меня ростомъ да годами не обманете. Дудки-съ! Помню я много курьезныхъ сочиненій, знаю я письмо одного кадета къ родителямъ; начало письма было слдующее: «Дражайшіе папенька и маменька! я, слава Богу, здоровъ, только вывихнулъ себ руку, чего и вамъ желаю, но вы не безпокойтесь объ этомъ…» дале не занимательно — денегъ просилъ. Можетъ-быть, и изъ васъ многіо пишутъ не лучше, — тмъ придется много работать.

Носовичъ сощурилъ глаза и посмотрлъ на насъ.

— Начнемте читать, — продолжалъ онъ. — Прошу не стсняться и тотчасъ же спрашивать меня, если попадутся непонятныя вамъ выраженія или мысли, иначе я подумаю, что вы или все знаете лучше лучшаго, или что вы просто любите процессъ чтенія, наслаждаетесь звуками моего голоса.

Носовичъ началъ читать. Я никогда, ни прежде, ни посл, не слыхалъ подобнаго чтенія. Носовичъ не кривлялся, не декламировалъ; но каждая ловкая картина, каждое мткое слово, каждая личность рзко бросались въ глаза. Глава о Плюшкин, описаніе сада, комнаты, личность самого хозяина совершенно выяснялись передъ нами. Я въ этотъ день впервые познакомился съ произведеніями Гоголя и сразу понялъ, что тутъ дло идетъ о дйствительной жизни, что это не сочинено. Кажется, то же поняли и другіе школьники. При звукахъ колокольчика вс въ класс приходили въ движеніе, но въ этотъ разъ никто даже и не пошевелился. Носовичъ дочиталъ главу черезъ пять минутъ посл звонка.

— До свиданія, господа!

Онъ привтливо кивнулъ намъ головой и вышелъ изъ класса.

Онъ относился къ намъ, какъ къ знакомымъ, и ушелъ отъ насъ какъ изъ гостей, не обратилъ вниманія на звонокъ и сказалъ при уход: до свиданія. Эта незначащая фраза уже должна была имть значеніе для насъ, потому что другіе учителя при звукахъ колокольчика, не досказавъ послдней фразы до точки, хватали въ охапку свои книги и удирали изъ класса при шум и говор учениковъ, какъ удираютъ дежурные офицеры изъ арестантской, куда они были назначены для занятія караула. Въ этихъ отношеніяхъ есть что-то нечеловческое и, несмотря на то, они царствовали въ школ, и никому не казались противными.

— Какой онъ фигляръ! — сказалъ Воротницынъ.

— Отчасти есть тотъ грхъ, — отвчалъ Розенкампфъ. — И зачмъ онъ приплелъ это кадетское письмо, о которомъ я двадцать разъ слышалъ прежде?

— И можно ли разсказывать такіе глупйшіе анекдоты? Этого не сдлалъ бы даже Шпиценъ.

Воротницынъ пожалъ плечами.

— Не думаетъ ли онъ, въ самомъ дл, что и мы не умемъ писать? — кричали школьники въ одномъ углу класса. — Надо будетъ постараться отличиться, чтобы ему носъ натянуть.

— Еще другомъ нашимъ хочетъ быть, а прямо дураками насъ называетъ, — волновались униженные и оскорбленные въ другомъ углу класса.

— Самъ-то, врно, глупъ! Вотъ мы ему покажемъ, что мы не дураки, — шумли третьи.

— Экій живчикъ! — весело промолвилъ Калининъ и самодовольно передернулъ плечами.

— Калининъ воображаетъ, что онъ сказалъ великую истину, — шепнулъ мн, смясь, Воротницынъ.

Но мн показалось, что Калининъ ничего не воображалъ и просто, подобно другимъ школьникамъ, высказалъ то, что думалъ, что Носовичъ дйствительно не фигляръ, а живая и хорошая личность. Важне всего было то, что онъ произвелъ на всхъ, кром меня и Калинина, повидимому, дурное впечатлніе, и между тмъ вс были возбуждены и заботились о томъ, чтобы блеснуть передъ нимъ и натянуть ему носъ.