Год быка--MMIX

Как и Бездомный в 11-13 главах, Маргарита пребывает в состоянии раз­двоен­ности. В её душу стучится внешний образ ведьмы, прилетев­шей, как и Гел­ла, из виртуа­льного про­стран­ства фантасти­ческих снов, но там же обитает и быв­шая домохозяйка, испуган­ная не меньше Римского. Раз­говор Маргариты с упра­вителем Коровьевым, который тоже прячется от света, подобен беседе Римского с адми­нист­ратором Варенухой, оказавшемся на поверку «нечистой силой». Про­ница­тельный Римский в результате беседы делает выводы: «финдиректор уже твердо знал, что все, что рас­сказывает ему вернув­шийся в полночь адми­нист­ратор, все – ложь! Ложь от первого до последнего слова». Автор подтверждает наш вывод, сделан­ный на осно­вании других подсказок и парал­лелей: Коровьев дей­ст­вите­льно всё врёт от первого до последнего слова. Но эта параллель говорит кое-что и о Маргарите, которая вовсе не столь доверчива, как выглядит в сцене на тёмной лестнице. Всё она понимает насчёт Коровьева, но снова готова иг­рать в опасные игры с лукавым.

При сопостав­лении с 14 главой выясняется, зачем Коровьев рас­сказал байку о зарвав­шемся ти­пе, раз­меняв­шем трёхкомнатную квартиру на Садовом кольце ради пятикомнатной, но в итоге ока­зав­ше­м­ся без квартиры далеко от Москвы. Вполне ясна аналогия с Лиходеевым, про чьи выдуман­ные приклю­чения вещал Римскому Варенуха. Приглядевшись, в этом раз­мене многокомнатных ква­ртир можно обна­ружить историо­софский смысл. Если квартира соответ­ствует лич­ности, то комната – это ипос­тась лич­ности. В норма­льной «трёхкомнатной» лич­ности должно при­сут­ство­вать три ипос­таси – дух, душа и мастер­ство. Попытка умножить духовные сущ­ности без необ­ходимости, совместить в од­ной лич­ности про­изво­льное число ипос­тасей – это психо­пато­логия, обычно приобретаемая вслед­ст­вие известных злоупотреб­лений под именем «белой горячки». По отношению к Лиходееву как образу партноменклатуры это состояние правильнее назвать «плюрализм» вслед­ствие «пере­стройки».

После раз­говора с Коровьевым Маргарита пыта­ется, по примеру Римского, найти спасение под защитой Азазелло и оказыва­ется в совмещён­ном со спа­льней кабинете, как в гостиничном номере. Но одновре­мен­но это и место раз­ыгрываемого представ­ления, о чём напоминает театра­льный бинокль Беге­мота. Поэтому следует пере­йти к парал­лелям со сновидением Никанора Ивановича в 15 главе. Заметим, что героиня прибывает в помещение этого «камерного театра» не то­лько босой, но и вовсе неодетой. Сим­воли­чески это означает отсут­ствие каких-либо знаний о мире после того, как прежние знания были оставлены в про­шлой жизни. Ну что ж, нет ничего уди­вите­льного ни в этой хара­кте­ри­с­тике пос­тсоветской твор­ческой обще­ствен­ности, ни в том, что героиня, подобно Никанору Ивано­ви­чу, ук­ло­няется от общения с Воландом за льстивыми фразами, подсказан­ными ей лукавым.

Нас в этом случае больше заинтересует факт, что сам Автор сопоставляет Воланда с молодым и сим­патичным духом из 15 главы, где было упомянуто суще­ство­вание какого-то «женского театра». Судя по привычкам Автора, он ни одного слова не вставил в Роман про­сто так. Если есть указание на «женский театр», аналогичный «мужскому» из 15 главы, значит, его нужно найти в ходе истолко­ва­ния. Вот мы и обна­ружили его во второй половине 22 главы.

В таком случае «шахматная партия», которую Воланд выигрывает у Беге­мота, является ана­ло­гом той игры в кошки-мышки, которую во сне Босого демо­нстрировал конферансье про­тив госпо­дина Дунчиля. Сергею Герардовичу помогло прибытие его жены, после чего конферансье вроде бы отпу­скает Дунчиля с миром. Беге­мот тоже пользу­ется прибытием гостьи, изображает бесплодные поиски утерян­ных «цен­ностей» и согласен на любые уловки, чтобы выйти из игры с гордо поднятой головой. В 15 главе побежда­ющему духу помогает красавица Ида Геркулановна. В «женском театре», когда Воланд объявляет шах королю, он сразу же рекомендует публике Гел­лу.