Год быка--MMIX

При изу­чении такого рода парал­лелей в тексте нам важны не то­лько сход­ства в образах и пово­ротах сюжета, ско­лько небольшие нюансы, изменения угла зрения, созда­ющие стереоскопи­ческий эф­фект. Например, такой нюанс, что Маргарита оказыва­ется в той же роли, что и жена Дунчиля. Одна из граней воз­ника­ющей объёмной картины нам уже известна – это указание на то, что Маргарита яв­ляется женой одного из игроков. Но точно не кота, и не Воланда, который всегда один. Кто же ещё уча­ствует в игре? Да хотя бы и Коровьев, помешавший Беге­моту сдать партию. Из этого следует важ­ный нюанс, что Воланд иг­рает про­тив всей свиты, а не то­лько про­тив кота. Но использует про­тиво­речия в рядах свиты для достижения успеха. Однако в чём заключа­ется этот успех? В 15 главе Ида Геркулановна выносит на сцену брил­лианты, которые пытался скрыть от обще­ства Дунчиль. В ана­ло­гичном повороте сюжета, после представ­ления гостье Гел­лы, в руках Воланда появляется хруста­ль­ный глобус. Анало­гия с брил­лиантом подтверждает метафору «маги­ческого кристал­ла» для совер­шен­ной научной теории.

После ухода Дунчиля в 15 главе на сцену вышел Куролесов. Анало­гично после того, как «где-то вдали послышался шум многочис­лен­ных крыльев. Коровьев и Азазелло бросились вон», на сцене вре­мен­но солировал Беге­мот, раз­ыграв­ший дивертисмент с подменой белого короля офицером. Оста­льная свита вернулась сразу после этого, значит имен­но в бег­стве короля и появ­лении само­зва­нца в мантии состоит аналогия с номером Куролесова. Но мы-то помним, что Автор зашифровал в этой репризе пародию на поэму Маяков­ского о лидере рус­ской рево­лю­ции, быв­шем дворянине, который сменил на троне «белого царя». То есть и здесь форма­льное подобие налицо. Что каса­ется вероятной содержа­те­льной аналогии, то поэма Маяков­ского связана с похоронами Ленина, а рас­крутка темы его пере­захоронения из Мавзолея вполне может стать маневром для постсоветской олигархии.

Далее по ходу представ­ления в 15 главе наступает черёд следую­щего героя: «Ведущий про­гра­м­му уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, про­низыва­ющие Канавкина насквозь, как бы рентгенов­ские лучи». Не правда ли, бли­зко с ощущениями Маргариты от взгляда Воланда? Ещё одна гирька на чашу весов в пользу того, что «конферансье» из 15 главы, а значит и «незнакомец» из 13-й являются пере­вопло­ще­ниями Воланда. Далее по ходу камерной пьесы про­исходит диалог Воланда с Маргаритой, оказав­шейся в той же ситу­ации, что и Канавкин. На вопрос, не скрывает ли геро­иня какого-либо сок­ровища, то есть любви, в глубине своей души Маргарита не даёт ответа. Может быть потому, что в раз­­дво­ен­ном состоянии сама не может разо­б­раться в своих чув­ствах. Потому и нужна следующая стадия испытания.

В этом месте нас должна заинтересо­вать ещё одна аналогия. Воланд говорит о какой-то пога­ной старушке, а в парал­ле­льной 15 главе речь идёт о тётушке Канавкина, в которой мы ранее опоз­нали иудейскую религию. Может быть, этот след поможет понять ал­легорию бабушки Воланда? Если иудейская религия является тётушкой, то бабушка должна быть её роди­тель­ницей. Подумав над этой шарадой, мы должны приз­нать, что одним из двух родителей тётушки была вполне язы­ческая вера ещё более древних евреев в своего пле­мен­ного бога. То­лько в ходе движения к египетскому «плену» и пребы­вания в нём одно из семитских племён стало интел­лигенцией самой первой империи. Ко­не­чным итогом вос­хож­дения этой «родопле­мен­ной интел­лигенции» станет создан­ная на основе еги­пет­ской премудрости самая пере­довая для древ­него мира религия единобожия.

Однако для чего же Автор про­водит такую ал­легорию, да ещё в связи с травмой, которую хри­стиан­ство получило примерно в 1569-72 годах? Может быть, чтобы мы лучше поняли характер этой травмы? Ведь речь на этом истори­ческом рубеже шла о рас­коле христианских церквей по нацио­на­льному признаку, угрозе превращения единого Бога, пусть и про­славляемого по-разному, снова в пле­мен­ного божка. В таком случае, обжига­ющее зелье, с помощью которого пыта­ются придать под­виж­ность и без того травмирован­ной ноге – это обращение к «искон­ным» этни­ческим, пле­мен­ным моти­вам для придания популяр­ности и динамизма земной церкви. Такая попытка лечить подобное подо­б­ным дей­ст­вите­льно воз­можна. Сначала с участием мас­с-медиа (Гел­ла), а затем и творческая обще­ствен­ность может подключиться.