Год быка--MMIX

Заметим также, что раз­витие сюжета в Романе построено на постепен­ном вос­хож­дении героев или героя в иерархии духовных ипос­тасей. Это вос­хож­дение доста­точно явно отражено в про­движе­нии по «шкале высот». При этом обяза­тельным условием превращения мастера в буду­щего Мастера является ныряние в глубину, как это делает Бездомный, или такое же ныряние в подвал быв­шего мас­тера. Заметим, что и в ново­заветном первоисточнике условием буду­щего спасения было ни­схо­ж­дение безвестного мастера Иешуа в «ад», двухдневное пребы­вание в гробу, имевшем в древ­ней Иу­дее архи­тектурное сход­ство с погребом, подвалом. Следующим этапом и для безымян­ного мастера, и для без­домного Ивана стано­вится блуж­да­ние по улицам в поисках любви или тайных знаний. Здесь можно увидеть такое же раз­деление на две ноги, как и в Новом Завете: «ибо отныне пятеро в одном доме станут раз­деляться, трое про­тив двух, и двое про­тив трех» /Лк 12,52/. Число 5 указывает на иносказание, «двое про­тив трёх» означает вре­мен­ное раз­деление между теми, кто ищет мудрости – должниками зерна, и теми, кто ищет любви – должниками масла.

Очередной уровень вос­хож­дения и для мастера, и для Ивана, после кратковре­мен­ного ареста – клиника, где мастер делится с Иваном своим жела­нием любви, а Иван рас­сказывает мастеру о своём желании знаний, и всё это при участии Твор­ческого духа. Затем уже не мастер, а Мастер поселяется на пятом этаже дома №302-бис и приглашает к себе Музу, чтобы исполнить её заветные желания. Но среди соб­ствен­ных желаний души, даже самых тайных и заповедных, тоже нужно уметь делать ве­рный выбор в пользу буду­щего, а не про­шлого. Таким образом, мы выяснили связь 25 стадии с тай­ной (пятёрка) и с заблуж­дениями (символи­ческое число 15). Про­исходящее по­могает героине сделать прави­льный выбор, то есть понять свои соб­ствен­ные желания. Нам то­лько осталось понять: каким об­разом этому поможет чтение романа?

Поэтому опять вернёмся к сим­волике подвала. Кроме уровня помещения имеет зна­чение и архитектура здания. Многоэтажный и многоквартирный дом сим­воли­зирует суще­ство­вание духа для неско­льких поко­лений людей. Пребы­вание героини в двухэтажном особняке уже сим­воли­зирует без­духов­ность или, более точно, самообман, когда известный нам лукавый дух внушает душе, что выше её желаний ничего и быть не может. За отсут­ствием иных, «небесных» перспектив, душа устре­мля­ет­ся за любовью в подвал, к мастеру. Для неё остаётся един­ствен­но доступной любовь как неуто­лён­ный мате­ринский инстинкт. Не раз­деляя мастера и его роман, бездетная героиня относится к ним как к своему ребёнку. Так что и для неё началом буду­щего вос­хож­дения стано­вится ныряние с головой к базовым, чуть ли не животным инстинктам.

В контексте рос­сийской истории подвал легко связать с тем наполовину революцион­ным, на­половину про­вокаторским подпольем, в которое так азартно играла твор­ческая обще­ствен­ность в на­чале ХХ века. Это было не то чтобы счастливое время, но время живой мечты о будущем счастье. Олице­творе­нием мастера в этом контексте рос­сийской истории дей­ст­вите­льно был Горький. Для того и выбран Автором особняк на Спиридоновке, где раньше жила муза Горького. Но после исчезно­вения «мастера» и его воз­вращения в начале 1930-х в мемори­а­льном «подвале» поселяется лишь «тень мастера», озабочен­ная сотрудниче­ством с властью и сиюминутными выгодами. Точно также в истори­ческом контексте конца ХХ века с готи­ческим двухэтажным особняком ас­социиру­ется образ благообразного чиновника от про­паганды, для которого даже небольшой «глоток свободы» является всего лишь поводом про­явить свою свинскую природу.

Между тем настоящая свобода требует от человека про­яв­ления твор­ческого духа и самоотдачи всей духовной энергии. Ничего уди­вите­льного, что душе требу­ется пере­дышка, хочется сэкономить душевные силы. Тем более что есть самооправдание в виде бережно хранимой мечты о счастье в по­двале. Поэтому можно предсказать, что на последних стадиях выхода из постсоветского Надлома впо­лне воз­можно доброво­льное воз­вращение к ран­ним советским, «революцион­ным» формам актив­ности твор­ческого сообще­ства. Про­сто в каче­стве модной игры, истори­ческой реконструкции.