Год быка--MMIX

Противо­поставление единицы и шестёрки, Един­ства и Раз­де­лён­ности есть также про­тиво­по­с­тавление кол­лектив­ного бес­созна­те­льного и личного сознания. Ново­рожден­ный младенец совсем не имеет сознания, его лич­ность находится в полном един­стве с кол­лектив­ным бес­созна­тельным, то есть с Богом. Но никакой цен­ности для Бога в таком един­стве нет. То­лько когда младенец станет сначала учеником, а затем отроком, научится пользо­ваться словами и раз­личать образы, когда его душа станет раз­де­лен­ной между открыв­шимися ему жизнен­ными путями, лишь тогда будет воз­можно постепен­ное движение к совер­шен­ному знанию, да­ющему подлин­ную свободу.

Есть в библейской сим­волике ещё одна тема, неявно связан­ная с взросле­нием и обу­чением. Это – сим­волика пищи, хлеба, которая позволяет иносказа­те­льно говорить о раз­ных видах познания. Например, есть вполне про­зрачная сим­волика молока как лёгкой пищи для младенцев, то есть знания доступного несовер­шен­ным, и есть сим­волика мясной пищи как знания, для пере­вари­вания которого нужно более совер­шен­ное чрево. Зная эту сим­волику, будет легко, например, раз­ъяснить ветхо­за­вет­ную заповедь: «Не вари козлёнка в молоке его мате­ри». Она означает: не смешивай пищу, то есть уче­ния, предназначен­ные для младенцев и для зрелых умом. Что ж, воз­можно, мы сейчас и нарушаем эту заповедь, но я всё же надеюсь, что младенцы заняты более интересными делами, чем чтение этой книги. С другой стороны, вскорм­лен­ный молоком младенец, как Иван Бездомный в первой главе, если он способен к учению, должен когда-то приобщиться к взрослой пище. И это поначалу ведёт к несва­рению, болезни чрева, то есть буква­льно душевного недо­могания.

Первая глава начина­ется с того, что Берлиоз, как заботливая мать, пыта­ется оградить Ивана от скоромного, предупредить даже от попыток прибли­зиться к живому Иисусу. В результате Иван пита­ется молочной кашей, сохраняя младен­ческое един­ство мировоззрения. Но тут появляется «искуси­тель» Воланд со своим живым рас­сказом о Пилате, и младен­ческое внутрен­нее един­ство Ивана беспо­воротно рушится.

А как насчёт второй главы и сим­волики Премудрости? Почему двойка означает мудрость, и чем мудрость отлича­ется от истины, от единицы? Истина – это единый, целостный взгляд на мир. Он может быть про­стым и ясным как у ново­рожден­ного младенца, для которого мир – это неразде­лён­ный свет и тепло. Для оста­льных смертных целостное вос­приятие мира – это идеал, к которому можно то­лько стремиться. Другое дело – мудрость, которая заключа­ется, прежде всего, в отказе от од­носторон­него взгляда на мир. Первые шаги в познании мира младенцем – это тоже чистая, беспримесная муд­рость. Малыш узнает, что мир раз­делился. Кроме теплой, мягкой и розово-молочной стороны у ми­ро­здания есть и обратная сторона – холодная, твёрдая и невкусная. Затем эта чистая мудрость будет заслонена новыми открытиями о раз­нообразии мира. И лишь в завер­шении обратного пути, и то не всегда, человек обретает созна­тельную мудрость, умение видеть в каждом яв­лении две стороны. Но раз­ве не эту мудрость пыта­ется нам преподнести Автор, рас­сказывая о теневой стороне ева­нгель­ской мистерии? Может быть, он вовсе не случайно на про­тяжении всей второй главы следит за движе­нием солнца и тени? И при этом благословен­ное солнце, источник жизни и света, может быть причиной страданий, как и запах прекрасных цветов.

Следу­ющий этап раз­вития лич­ности от младенче­ства к дет­ству – приу­чение к самостоя­те­льности, отлу­чение от постоян­ной мате­ринской опеки. Ребёнок стано­вится сам третей между своей и чужой сторонами мира. На место физи­ческого един­ства с родителями приходит психо­логи­ческое еди­н­ство, которое поддерживают три главных внутрен­них чув­ства, три ангела-хранителя. «А теперь пре­бывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» /1Кор 13,13/.

Апостолу Павлу можно верить в таких вопросах, так что никаких сомнений в отно­шении сим­волики тройки и быть не может. Другое дело, найдём ли мы эту сим­волику в третьей главе Романа, где речь идёт совсем не о любви. Если, конечно, не считать сим­волики про­литого Ан­нушкой масла. Речь в третьей главе идёт, раз­уме­ется, о вере и о смер­тельных послед­ствиях неверия. А надежда и любовь присут­ствуют то­лько в форме своей библейской сим­волики – тёмной воды и свежего воз­духа.