Год Крысы

Оксана застала меня врасплох. Укутанная в пальто и шарф, в длинных сапогах, изумрудном платье – одна она могла привлекать к себе взгляды окружающих нас студентов, на зависть неудачливым студенткам. Я запомнил ее другой: скованной, в оверсайз лохмотьях, грязными волосами и желтыми прыщами на лице. Домашняя мошка, занимающаяся образованием детей, потому что своих не светило. Сейчас же передо мной была настоящая женщина, обжигающая своим присутствием, внушающая страх и неуверенность в окружающих, и в первую очередь – меня. Вот я уже оплошал, отдал ей первый взгляд, первое приветствие; еще ничего не началось, а я уже чувствовал себя проигравшим.

– Ксюша, привет.

– Что же ты как неродной? – она поднялась со стула и прыгнула ко мне шею. – Не хотела этого сразу говорить, но я скучала.

– Да.

– А ты?

– Бывало.

Дальше по наклонной и накатанной, я смотрел на вчера сегодняшним взглядом. Ее повадки изменились, ее внешность рушила мои воспоминания. Утонченная, она не стеснялась подчеркивать свои сильные стороны; за таким блеском не видно было больше недостатков! Те соломенные кудри, что раньше вызывали жалость, превратились в огненно-рыжую гриву. Яркие тени, стрелка на внешнем разрезе глаза, созвучие цветов оглушало. В общем – кирдык мне. Из замкнутой мышки она стала хищником. Обрушила Оксана на меня град из тысячи историй, как сильно переменилась ее жизнь. Такое ошеломительное интро, пустые истории о том о сем, прощупывание почвы на предмет взрывных тем. Не мне было вести этот разговор, ведь ей было что рассказать, а мне – нечего. Что, я все это время работал, пил, общался с людьми, которых презираю, а с теми, что дороги… Их важность стала понятна, когда они отвернулись. Не без причины.

– Я лечилась все это время.

– Помогло?

– Еще бы. Все сразу обрело смысл. Познакомилась с новыми людьми, успела проработать в нескольких крупных компаниях, открыли с подругой свой фитнес-центр, лофт. Танцами начала заниматься…

– Вот так все сразу? – не улавливал я нить повествования.

– После того, как ты от меня ушел, я ну… знаешь… тронулась окончательно, и папа забрал меня домой. Полежала несколько месяцев в клинике, пока пение птиц не перестало быть нервирующим щебетом. На это много времени ушло, Федя.

– Ксюш, прости…

– Да поздно извиняться, Федя! Такие штуки вот так, на «извини», не заживают. Я несколько лет с психиатром работала, чтобы хотя бы вспоминать о тебе без срывов нервных. Как пошла на поправку – естественно под присмотром врача, тот наводил меня на правильные мысли – стала жить заново. Пошла учиться.

– Ты же ненавидела учебу.

– Я, блин, тронутой боженькой была, глупыш, – она схватила меня за щеку и засмеялась: покраснел так приятно, чужое касание. – Куда в Европе без образования? Теперь магистр, MBA. В нескольких компаниях, руководящие должности, сотрудники.

– А зачем вернулась?

– Порабощать Москву, конечно. У вас же тут пустое поле, все дешевле.

– Ты шутишь?

– Нет, нет. Реально дешевле. С капиталом в евро здесь намного легче, поверь мне. Сейчас вот в поисках работы, хожу по собеседованиям. О тебе вспомнила. Такие все уставшие и злые москвичи, вечно хмурые. Почему в кино совок изживают, когда вот вы его продолжаете сегодня? Будто жить устали. Но так нельзя же.

– Ну, слушай, Ксюш, я как бы не гений, не историк, но мне кажется, на этой земле народ, вот большая часть, всегда была нищая и за это время на генном уровне проросло естественное желание выжить. Большего не надо. Заняли место сытное, и зачем дальше рыпаться?

– Так из-за этого индустрия и стоит! Вы, русские, консервативное говно. Ваш отъебизм не дает рынку развиваться, новым идеям прорастать. Для вас риск равен поражению. Но как заработать, не потратив? Есть же этот мультик, там еще кот про колбасу говорит и….

– «Простоквашино» называется.

– Да.

– Но это не означает, что все русские такие. И вообще, что такое – быть русским?

– Не знаю, скажи мне. Ты же вот лучше знаешь.

– Это слишком сложный вопрос, – я задумался. – Да и ответа на него пока никто не дал. То есть, раньше был советский человек, идейный, да? Ну, предположим идейный, кто-то вообще задавался вопросом и пытался сформировать этого человека. А сейчас никому русские особо не нужны. Локальные и местные – вот такие люди да, интересны, всяким телеграм-каналам, среднему классу или еще куда. А русские – никто понятия не имеет, кто они такие, но всем на них срать.

– Ты разошелся, конечно. Успокойся, Федя.

– Смешно, что меня это почему-то волнует. Типа, ты же вот лечилась, да? Пыталась понять, кто ты есть? Саморефлексия присуща многим, но в разных количествах. А тут такое, коллективное определение, что нельзя решить за всех. И мне не нравится, что никто, кроме меня, не заинтересован решением этого вопроса.

– У меня на родине сделали все намного проще. Они сказали: «Мы – не русские». И все, стало всем как-то проще.

– Они глубже копнут и станет хуже. Я не шкаф, но все равно пустой.

– Зазнайка ты, Федя. Ничего не знаешь.

– Не понял.