Год Крысы

Вернулась Оксана, держа в руках два граненых стакана и вино. Здесь мы продолжили пить, под ее ласковые шептания и печальные завывания из потрохов. Я думал о своем, насущном. Как жить, зачем? Непонятно. Нужно ли было думать об этом тогда, когда твоя бывшая любовь, чуть ли не прямым текстом говорит:

– Мне тебя так не хватало, – и падает плашмя на спину в кровать, разводит руки в сторону. Давай, бери.

Я воспринимал ее как давнее спасение; как ветер, что выводит судно из заблудок. И вот ветер снова засвистел, и хочется ему отдаться на волю и растерзание. В том кошмаре, где находился я, что стал обыденностью, появление Оксаны произошло как разлом, гром и молния. Одно было неясно – да, что-то треснуло, ноги дрожат – но где этот разлом? На небе ли он, открывает ли дорогу свету и спасению, путь к былым прекрасным, сладким чувствам? Он ведет в неутолимый бушующий огонь?

Я говорил себе и остальным – я не хотел, меня заставили разорвать с ней отношения. И не раз размышления об этом заводили меня к рассвету спиной, бессоннице, недосыпу, апатии и другим неприятным состояниям. Иногда, бывает, забудешь, будто и вовсе не было ничего. Сейчас же – жалкому созданию именуемого мной – дается второй шанс, когда ничего более не держит. Кому бы я ни говорил: «Мне все надоело, мне кажется знакомое чужим»; кому я бы ни плакался, как в одиночестве тоскливо, а потом на собственном желании и ногах возвращался к нему обратно? Разумно, логично, а самое главное – объяснимо! – обнять Оксану, высказать ей ход мысли, что привел к нашей разлуке, всю чернуху оголить и осветить калечащим неоном.

Стоило прикоснуться к ней, к ее пышной груди, как руку обжигало – нельзя! – да кто говорит нельзя? Правильно, это истина точит когти о стенки того, что именуется телом. Оксана не сопротивлялась, а я, возбужденный сегодняшними событиями и несколькими литрами выпитого спиртного, не хотел себя сдерживать. Кто говорит правду, тот может ею подавиться, как я – ее языком. Так тепло было нам вместе, так радостно. И нет, между нами ни слова. Высказанные ранее идеи – кому они нужны, если мы молчим? Я пытался ее раздеть, неудачно, порвались колготки, слетела лямка с ее костлявого плеча. Остались звуки и касания по коже, возбуждающие еще сильнее, и кислый, чуть ли не тошнотворный, вкус во рту.

Неприязни. Да, неприязни. Непринятие того, что жизнь может наладиться, что все может стать хорошо. Невозможно было даже представить, что можно жить не через силу; что можно воздухом дышать и наслаждаться им. Как-то незаметно это стало жизненной необходимостью – существование вокруг вещей, склоняющих к тому, чтобы вовсе и не жить, а если и жить – то с трудом! Последние несколько лет мои мысли и действия строились именно на этом, и как от этого разом отказаться? Я боялся, и не просто так. Мой дом – мое все – что сделало меня тем, какой я есть. Отбросить это в сторону и бежать, бежать в распахнутые руки пылающей судьбы. Нет, это неразумно! Умора и потеха: может, вот оно и есть то самое, что значит быть русским – отказаться от радости и жить в адских агониях, бросать масло в огонь, а всех остальных, кто видит в собственном существовании позитив, презирать и ненавидеть. Душа размером с палец. Тяжело признаться себе в собственных ошибках, если у тебя ничего кроме них нет. Не на людях, на трезвую голову, ты берешь эти злосчастные ошибки, ставишь к стене, и каждой объявляешь смертный приговор, после которого ничего не следует.

Оксана съежилась от моих холодных рук. Они жадно бегали по телу. Она не заслужила моей отстраненности – это факт, но я ее ненавидел. Колбасило меня нехило. Оксана поднялась с матраса и вышла из комнаты, поправляя одежду. Послышался звук текущей воды, или это заложило мне уши? Я уперся руками в колени, тяжело задышал, встав изнуренный перед выбором: что делать? Начинаю жизнь с начала или иду дальше, по тому самому тоннелю без света в конце него? Где есть свет – там есть и остальные, а если есть остальные, то значит там ничего не осталось. Пинбол, вот на что это похоже! От стены – к стене, одна отрицает другую, между ними катаюсь, не признавая спокойствие как что-то возможное и необходимое. Пусть несется ветер злоключений, он моему дыханию рознь.

Я вскочил с матраса, не забыв прихватить телефон. Пробрался сквозь мебель и манящие глаза блестяшки, надел рваные кроссовки, засунул руки в рукава и выбил головою дверь.

– Бежать! – кричали мне лампочки.

– Не падать! – поддакивали ступеньки.