Год Крысы

– Отцы никогда в таком не признаются. Они как бы созданы для того, чтобы вечно гнать в шею и держать в тонусе, не раскисать. По сути, ты – это копия твоего отца, которую он вырастил, чтобы она стала лучше. И потому мы обязаны своих отцов удивлять, заставлять гордиться собой и воспринимать. Это тяжело. Мой меня за человека не принимал, изредка как-то мог помочь, несерьезно, но не более.

– Да беда в том, что… Человек не научил меня делать выбор самостоятельно. Оставил ребенком навсегда.

– Не преувеличивай, какой ты, блять, ребенок? Ты во многом продуманней и строже меня.

– Бывало, да, – мне, впервые за долгое время, хотелось по-доброму улыбаться.

– Я что сказать хотел, – Сергей задумался. – Я не могу помочь тебе с семьей, это твое дело личное. Но, между нами, ты пойми – я жесткий, закидываю делами, поручаю много чего не потому, что сам не справлюсь с этим. Ты же башковитый, имеешь потенциал, и я хочу, чтобы ты развивался дальше. Мое место, может быть, даже занял.

– Я бы не стал, – признался я. – Слишком много общаться, ответственность жуткая.

– Вот потому и тебе надо работать, в первую очередь над собой. И учиться отдыхать – это тоже важно. Быть вечно на ножах – думаешь, меня это радует? Нет, а как иначе привыкнуть? Это БДСМ, но как иначе найти, что в жизни может понравиться?

– Не понял.

– Попробуй все, прежде чем сказать, чем именно ты отравился.

– Да, наверное, – я потерялся в нашем разговоре, как только услышал, что хотел – меня ценят. Что я важен и нужен. Такое услышишь редко, можно понять. Произнести добрые слова – труд; особенно без лишней пошлости и формальности. – Я тоже чувствую, как мы начинаем идти по кругу.

– Для счастья не нужно мотаться, оно есть в тебе и в себе. Сечешь? Ладно, я дальше играть,

Сергей стукнул кружкой по столу и умчался. На моей памяти мы никогда не разговаривали так открыто и близко. Не приходилось или не хотелось, сохраняли дистанцию, хоть и никогда не бросали друг друга в беде. Вот только беду и ее причины никогда не обсуждали. Это очень важно знать, что не только у меня есть проблемы. Знание делает их менее значимыми. Другие же справляются с ними, почему я не смогу? Вряд ли они коварнее, чем у остальных. Сам прецедент феноменальный – поговорить впервые по душам. Коротко, да, зато легче как стало! Ему тоже было необходимо выговориться, будь это под предлогом помощи другому. Честный обмен сопереживанием. Настроение стало заметно лучше, хотелось поделиться своей радостью с другими, и, как кстати, в мою сторону шел Андрей, знакомый журналист, всегда готовый помочь в продвижении мероприятий:

– Андрей, как дела?

– Нормально, – что-то волновало его; он оглядывался по сторонам. – Давай отойдем?

– Давай, – мы вышли к Тверской и закурили. Общаться в шуме было невозможно, но Андрей того и хотел – подальше от лишних нежных ушей. – Что такое?

– Я тут слышал сплетни по поводу Сергея.

– Какие в этот раз? Мы опять кого-то развели или обманули? Нам машины девать больше некуда? Вот, смотри, – я показал ладонями на ноги, – какие шикарные новые дырявые кроссовки.

– Нет-нет, совсем другое. Тут такое, более личное что ли.

– Что такое?

– Ходит слух, что вы сейчас с Сережей работаете сейчас на… Этих, как их там…

– Да, все верно.

– Блин, я не знаю, как спросить прямо. Тебе не говорил никто, что Сергей с женщинами плохо обращается?

– Пф, нет. У него были психованные в жизни, но они сами по себе такие были. Сейчас, насколько я знаю, у него никого нет.

– Понятно, – Андрей почесал затылок. – Не могу сказать, как есть.

– Что он натворил? Мне угадать самому?

– Ну…

– Да скажи ты прямо уже. К тебе-то какие претензии?

– В общем, мне рассказали, что совсем недавно Сережа склонил к сексу менеджера из той компании, где вы сейчас работаете.

– Чего?

– При чем чуть ли не заставил. Силой. Говорят, и бил еще, она побои ходила снимать.

– Андрей, ты же понимаешь…

– Да-да, я все понимаю. Но я не мог не спросить. Сам знаешь, в какое время живем.

– Блять, а кто сказал?

– Не помню, – Андрей отвернулся. – Можешь не спрашивать.

– Понял.

– Слушай, я в любом случае готов вам помочь, если что. Я же Сережу знаю, он таким никогда не промышлял.

– Андрей, это ложь! Я не знаю, кто тебе это сказал, но это наглая ложь! Змея злословная, язык бы отрубить и…

– Ладно, я пошел. Друзья ждут.

– А много кто знает? – мучил меня вопрос.

– Мне кажется, да, я только это и слышу последние минут десять.