Год Крысы

– Ну нахер этот Питер! Домой езжай.

– Я тебе верю, ты справишься. Оставь меня здесь! – геройствовал он.

Подъехало такси. Через силу я убедил Сергея залезть внутрь, после чего спокойно выдохнул. Деньги с карты списались сразу. Шанс, что он доедет до дома, был невелик. Всегда можно было дать таксисту наличными, и он повезет куда захочешь. Даже в Питер. Или к другой женщине, что сейчас свободна и готова побыть матерью, осушить холодные слезы.

Сказать по правде – я не мог найти себе место. Я был подростком, идеалистом и максималистом и, как остальные подростки, верещал о свободной России – с верховенством права, свободой совести и вероисповедания. Но количество свободы доводит людей до ее отсутствия. Право причинять боль безвозмездно, вот к чему мы, грешные, стремимся. Не стало того, что можно разрешать; люди обрели свободу запрещать и не стеснялись ею пользоваться. Новая реальность по-настоящему наступила. Вне моей головы, вне экспертов в интернете. Черное солнце взошло, и оно обещало нас – остатки цивилизации вчерашнего дня – найти и уничтожить. За слова, что раньше были нормой, а стали оскорблением. За чувства, которые отныне назовут насилием. За поступки, считающиеся неотъемлемой частью общения – теперь же это преступление. Новый порядок наступает, в нем не будет правды. Только чувства. Что хвалит душу, поддерживает идеалы, то – хорошо; все, вызывает сомнения – плохо. Взрослый человек остается подростком, стремится только к черному и белому, оставляя посередине вместо окопов и колючей проволоки рвущие мышцы и нервы, тотальное ничего.

Вот есть вся эта тяга к прошлому на уровне эстетики. И оно понятно: вникнуть в прошлое проще, оно статично и неизменно. Обозначенные непоколебимые ориентиры и атрибуты – готовый стартерпак ценностей и мышления. Настоящее – оно тяжелое и изменчивое, тем более сегодня! Что же тогда всех, блять, тянет в дивный отвратный мир? Люди там злые, неспособные смотреть на себя, ищут идеальный мир вокруг; не видят – бушуют и пытаются уничтожить всех, кто пытается вместе с ними строить общий мир. Нет, у них в планах только свой, без неугодных. Они говорят о диалоге, различных мнениях, компромиссе, а по факту тот, кто с ними не согласен – оклеймован врагом. И дай им в пользование воронки́ – жди у дверей в пять утра. Цвета только отличаться будут. И то вряд ли. Как же я был счастлив, что это не у нас, а там… А только представил там и понял, как оно, оказывается, близко.

Ваши зубы – это языки, наученные сосать. Ты не следуешь базовым нормам – якобы базовым – тем, что выработал глобализм – торжество самого сильного, тогда ты огребаешь. Ты страдаешь. Тебя исключают. Диалог приводит к запрету диалога. Мир порабощают такие же, как и я. Ад становится ближе. Хотя нет. Рано я подался в стан победителей. Для них я – лишь земля, на которой они дадут плоды, что расцветут, раскинут споры, чтобы потом вырасти и поработить человечество. Одурманят хорошим против всего плохого. Вкусный запах рожденного гнилым овоща. Или фрукта. Или ягоды. Змей теперь не одним яблоком искушает.

Слишком много чести демонизировать их. Они вырастут. И будут более приспособлены к скоротечному времени. И у каждого – расстройство личности.

21.

Я никак не мог уснуть. Меня колбасило, штормило, разрывало, хуячило, давило… Фиг знает, как назвать – суть одна. В семь утра, когда не взошло солнце, а фонари готовились к тому, чтобы потухнуть, я решил набрать Оксане. Разбудить ее, поймать с поличным. Показать, что власть – этот тот, у кого правда, а не домыслы. Гудки были тягостными и долгими.

– Алло? – ответил бодрый нежный голосок.

– Оксана, это Федя.

– Что ты так рано?

– Разбудил?

– Нет, я кофе пью. Ты как?

– Что за слух ты распустила?

– О, как-то медленно он до вас дошел.

– Зачем ты лжешь? – я не мог сидеть на месте, ходил по комнате взад и вперед. – Всем понятно, что ты выдумываешь.

– Если это выдумка, что же так охотно люди разносят весть, м? Хи-хи-хи, – радовалась она. – Я ведь предупреждала Сергея, и тебя тоже. А он, знаешь, как лев, решил попробовать своими старыми проверенными методами меня убедить. Было хорошо, но неубедительно.

– Блять, Оксана.

– Не мучайся, – с досадой ответила она. – Все позади. У нас еще много работы.

– Подожди. Ты же ничего не докажешь.

– А мне и не надо. Как видишь, свидетелей у меня полно, вся ваша так называемая тусовка. Даже просить не нужно было.

– Ты можешь мне объяснить, зачем?

– Конечно, погоди. Хороший кофе. Смотри: когда вы сказали, что с группой общаться не планируете и идти на какие-либо уступки не собираетесь, я была в ярости. Вы пошли против наших договоренностей, нарушили их. Первое, что пришло мне в голову – сразу послать вас, разорвать договор. Но потом… Мне стало даже интересно. Вы же с таким усердием блефовали, вгрызлись в наш тендер.

– Так.

– Ты же реально спрашивал то, что я просила у группы?

– Да.

– И они отказались?

– Еще как.