Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области

На мой призыв не откликнулся почти никто. Лишь в мае прибыло ничтожное число офицеров, «завербованное» моим же бюро в Стокгольме, и в конце июля пришел эшелон около 350 офицеров и чиновников, сорганизованных в Лондоне. Может быть, в мае этот эшелон мог оказать влияние на ход событий, в июле это уже было поздно.

По-видимому, масса уже не подчинялась единой воле и с недоверием относилась к каждому патриотическому выступлению. До Сибири было «слишком далеко», Деникин был недостаточно «монархистом», Чайковский-де «убийца Александра II», Юденич – пожалуй, уже чересчур близко, одним словом, причин не ехать было сколько угодно. Я никогда не позволю себе делать упрек тем доблестным офицерам (слава богу, их подавляющее большинство), которые хоть сколько-нибудь работали в одной из белых армий, но я горячо порицаю тех, которые с 1918 по 1920 год просидели за границей, «не найдя» для себя места ни на одной из окраин России.

Положение на Севере благодаря недостатку рабочих рук сразу создалось неблагоприятное. Так или иначе, но надо было продолжать работу с тем, что было под руками.

В этот же период, полагая необходимым всемерно поддерживать партизанское движение, я сделал широкую рекламу этому движению и организовал сбор добровольных пожертвований на партизан.

Архангельские купцы и богачи отозвались на призыв более чем сдержанно, и результаты «дня партизан» были плачевны.

Полагаю я, что в минуты раздумья в горькую эпоху, наступившую после «ликвидации» области, не один местный житель раскаивался в своей беспечности и безучастности к тому трудному делу, которое мы ковали в 1919 году.

В те же дни партизанское движение получило тяжкое испытание и в обстоятельствах, сложившихся на фронте.

С конца января красные повели медленное наступление на с. Тарасово, постепенно охватывая его с востока, юга и запада.

Ни тревожные донесения, ни настоятельные просьбы о поддержке не могли вывести английское командование из состояния полного бездействия. Может быть, Айронсайд был прав в том отношении, что, выдвигаясь от Селецкого на юг, он растягивает фронт, не имея резервов. Это соображение могло бы быть оправдано тактическими расчетами, но чисто теоретического характера. Оставляя партизан на произвол судьбы, Айронсайд наносил глубокий вред самому здоровому и самому крепкому течению в области.

Играли тут роль, я думаю, и политические директивы, о существовании которых я стал узнавать несколько позже.

Так или иначе, но большевики успели подтянуть к с. Тарасово семь полевых пушек, да и то разных систем, не вполне исправных. Эти семь пушек безнаказанно обстреливали Тарасово в течение недели. Все это кончилось тем, что громадная деревня с женами и детьми совершила исход и набилась в подготовленную для обороны англичанами небольшую деревню Средь-Мехреньгу, на реке того же имени.

Положение Селецкого района сделалось угрожающим. Не имея в Архангельске достаточных сил, Айронсайд попросил генерала Мейнарда выслать ему с Мурмана один из полков английской пехоты.

К передвижению по зимнему тракту с Мурмана на Онегу – Чекуево – Обозерское был предназначен Йоркширский полк, в составе 9 рот.

Прибытия этих сил можно было ожидать в течение ближайших двух недель, а в этот период надо было ожидать значительного осложнения обстановки.

Я решил выехать в Средь-Мехреньгу сам, а пока что туда же была направлена готовая рота (1-я) французского Иностранного легиона.

Путь на Средь-Мехреньгу предстояло сделать таким порядком. 150 км по железной дороге до Обозерской, далее на лошадях прямо на восток около 80 км до с. Селецкое, а оттуда на юг около 40 км до Средь-Мехреньги.

Меня сопровождал мой штаб-офицер для поручений, ныне покойный полковник Петр Александрович Дилакторский, и адъютант мой, князь Л.А. Гагарин, тоже уже погибший от тифа в Константинополе.

Кроме того, со мною поехал французской службы майор Лелонг, о котором я много уже упоминал ранее.

В Обозерской, куда мы прибыли через 6–7 часов пути, мы сразу направились в штаб командующего силами железнодорожного района.

Здесь командование было еще французское, в лице подполковника X. и его начальника штаба майора У. В штаб входило несколько офицеров британской армии и небольшое число русских, главным образом переводчиков.

С чувством глубокой симпатии я вспоминаю свое знакомство с подполковником X., закинутым в чуждые ему снега, командующим сборным отрядом из английских, американских, французских и, наконец, польских и русских сил. Как легко мы, принадлежа, в сущности, к одной и той же военной школе, поняли друг друга.

Поработав вместе с подполковником целый вечер, я составил себе совершенно ясное представление об обстановке на этом участке и счел своим долгом предложить ему сообщить Айронсайду и мое мнение относительно некоторых особенностей железнодорожного фронта.

Положение на самой линии меня нисколько не беспокоило, так как сама железная дорога представляла собою узкое дефиле, крепко занятое и порядочно укрепленное. Что касается местности и районов по сторонам железной дороги, то тут приходилось призадуматься.