Год нашей любви

– Кори, начистоту: мы рады всем, у кого есть настрой. Особенно девушкам. Правила таковы, что во время игры в воде обязательно должны находиться как минимум три женщины. В прошлом году нам даже пришлось пропустить несколько игр из-за того, что команда не была укомплектована. А всего игр одиннадцать – против каждого факультета.

Это звучало многообещающе.

– Отлично, – сказала я. – Тогда еще один вопрос – он, наверное, не из тех, что вы слышите слишком часто. Вы случайно не знаете, смогу ли я попасть в бассейн на инвалидном кресле? – У меня не было никакого желания разгуливать по скользкому полу на костылях.

К чести Эллисон она сделала лишь едва заметную паузу.

– Думаю, да. Даже уверена. Я видела там занятия по физиотерапии.

– Эллисон, – сказала я. – Обещаю: плаваю я лучше, чем хожу.

Она рассмеялась, и я приободрилась.

– Отлично, Кори. Увидимся завтра вечером. Начало в семь.

– Я приду.

Положив трубку, я ощутила, что одержала маленькую победу.

– Каллахан.

Я выплывала из сна от того, что кто-то шептал в мое ухо.

– Каллахан, смотри.

Мои глаза открылись, и я резко проснулась. Рядом с моей кроватью стоял Хартли в шортах и футболке. Я смотрела на него, и мое сердце билось все сильнее. Его карие глаза и кривая ухмылка, как оказалось, волнуют еще больше, чем я помнила.

Возьми себя в руки, приказала я себе.

– Смотри, – улыбнулся сверху Хартли, указывая на свою ногу.

А потом я увидела, что он имел в виду. Хартли стоял рядом без гипса на ноге и без фиксирующего сапожка. И даже без скобы.

– Ого, – сказала я. Приподнявшись на локтях, я села и протянула руку, чтобы дать пять. – Так держать.

Он шлепнул по моей ладошке.

– Спасибо. Увидимся на экономике.

Хартли вышел, слегка хромая и опираясь на трость, которую я не видела у него прежде.

Когда дверь закрылась за ним, я позволила себе выдохнуть. Операция «Забыть Хартли» обещала быть жёсткой. Но я буду бороться за правое дело.

После моей первой лекции в новом семестре – курса по истории искусства эпохи Возрождения – я проделала путь до кабинета экономики и уселась на привычное место у стены. Минутой позже вошел Хартли. Я больше почувствовала его, чем увидела. Он сунул трость под сиденье и приземлился на стул рядом.

– Ну, ты как? – спросил он по-дружески – тепло и непринужденно.

Я подняла взгляд и тут же угодила в ловушку его карих глаз. Все во мне сжалось, и я почувствовала, как у меня начинает краснеть шея. Сердце забилось быстрее.

Проклятье.

Он все еще ждал, что я что-то отвечу.

– Да как всегда, – наконец промямлила я.

Почему мне вдруг стало невероятно тяжело говорить?

Скажи ему о водном поло. Фея надежды вернулась и принялась нарезать вокруг моей головы круги, сложившиеся в мультяшный нимб.

Нет.

Я не собиралась ему говорить. Прежняя Кори разоткровенничалась бы о том, как она тревожится, как боится опозориться. Она выложила бы все это, а Хартли бы выслушал – заглянул в глаза и сказал то, что нужно сказать. Но никаких откровений больше не будет. Поскольку все, к чему они могут привести, – это разбитое сердце.

– Говорят, профессор в этом семестре должен быть пободрее, – сказал Хартли. – Правда, сам материал – скучища.

С глубоким вдохом я открыла учебник у себя на коленях.

– Пожалуй, – согласилась я. – Торговые балансы и курсы валют. Не могу сказать, что трепещу от восторга.

В этот момент в кабинет вошел профессор и принялся постукивать по микрофону на кафедре. А значит, я была спасена. Сконцентрировав все свое внимание, я направила его на слова преподавателя, объяснявшего концепцию бюджетного дефицита, и вскоре полностью погрузилась в тему.

Почему я вообще была здесь? В этот самый момент Дана сидела в другой аудитории, слушая первую лекцию курса по Шекспиру. Она приглашала меня пойти с ней, но я отказалась. Теперь я поняла, что экономика была лишь предлогом, чтобы уцепиться за то единственное, что все еще принадлежало нам с Хартли. За занятия, которые мне даже не нравились.

Поистине, я была готова на жертвы.

После занятий мы с Хартли по традиции отправились обедать в Общую столовую.

– Как Дана? – спросил он. – Давно не видел ее.

– Она купила себе полфунта кофейных зерен в шоколаде как средство адаптироваться к смене часовых поясов. Оказалось, каникулы были именно настолько длинными, насколько нужно было, чтобы снова привыкнуть к японскому времени. А потом ей пришлось лететь назад.

– Жестко, – посочувствовал Хартли.

В этот момент я заметила Стейшу.

– Привет! – крикнула она и помахала рукой. Через дорогу было трудно разобрать, зовет она нас обоих или только Хартли.

Как только мы перешли на ее сторону, первое, что она сделала, – поцеловала Хартли. И не то что бы быстро чмокнула в щеку. Нет. Она шагнула к нему, обвила руками его скульптурные плечи и впилась ему в губы. Целую минуту, пока они целовались, я, испытывая неловкость, сидела рядом и не знала, как следует себя вести в этой ситуации.

Наконец, когда я была уверена, что вот-вот взорвусь от дискомфорта, Стейша отлипла от Хартли и сказала:

– Пойдем в «Магазинчик Кэти» на обед.