Год теней

– Пришлось, – ответил Джакс. – Мы видели потолок, тени. Тебя не задело?

– Всё в порядке, – заверила я его, хотя голос у меня дрожал. – Мистер Уортингтон, заберите сверху Тилли, а то она наделает глупостей.

– Оливия! Ты не ушиблась? – Несколько оркестрантов, а также Генри и Маэстро ввалились в ложу с лестницы.

Генри бросился мне на шею и чуть не сбил меня с ног.

– Оливия! Какой ужас! Я видел снизу, как это случилось. Это было как в замедленной съёмке, я не мог двигаться. Ты цела?

Я заметила, как он обвёл взглядом призраков, висящих над перилами. Тилли, улыбаясь во весь рот, помахала ему.

– Думаю, да. – Я обняла его одной рукой.

В этот миг мне понадобился якорь, который удержал бы меня на месте, – кто-то точно знавший, почему обрушился потолок, и понимавший, как здорово, что привидения вернулись. Мне пришлось сдерживать улыбку. Люди, на которых только что упал потолок, не улыбаются, как дурачки.

Ричард Эшли отодвинул Генри, чтобы ощупать мне лицо и голову.

– Оливия, ты не пострадала? Какой сегодня день?

Игорь заурчал. «Я понимаю, почему ты его любишь. Он так вкусно пахнет».

– Канун Дня благодарения, – ответила я. – А тебя зовут Ричард, и ты хорошо играешь на трубе. Наверное.

Ричард взъерошил мне волосы.

– Суровый критик.

Позади него несколько музыкантов собрались у перил, указывая на потолок.

– Вы видели? – спросила Лизль Вильгельм, арфистка. – Похоже на тень, но двигается, как живая.

Я переглянулась с Генри и одними губами произнесла: «Тени». Он мрачно кивнул. Призраки переместились ближе к нам, и мистер Уортингтон обнял меня одной рукой.

Тромбонист Ник Чан покачал головой:

– Нам, наверное, показалось.

– Мне ничего не кажется, – возразила Лизль.

Рива Кулл, пианистка, тихо проговорила:

– Я тоже это видела.

Итак, Лизль, Ник и Рива. Они видели тени, а значит, пережили подлинную утрату. Интересно, сколько ещё оркестрантов заметили их, но ничего не сказали? Может, они не любят разговаривать о собственных несчастьях, а может, просто ещё не знают о своих потерях.

– Вы ведь это не серьёзно? – спросила Эмери Росс, ассистентка концертмейстера. – Потолок обвалился потому, что здание в аварийном состоянии, а не из-за каких-то там теней.

– Послушайте, – обратился к музыкантам Ричард, – мы все перепугались. Давайте сделаем перерыв, подышим воздухом. Маэстро?

Все повернулись к дирижёру. Он осмотрел куски штукатурки. Лицо его было скрыто в сумерках, и я подумала: может, он и сам видел тени?

– Мы не должны никому об этом говорить, – сказал он наконец. – Ни друзьям, ни родным, и ни в коем случае мистеру Рю. Иначе приедет инспекция и здание закроют.

– Может быть, действительно пора это сделать, Маэстро, – осторожно произнесла Рива. – А если кто-нибудь пострадает?

Я ощутила на себе взгляды музыкантов. Понятно, о чём они думали, у меня в голове крутилось то же самое: неужели Маэстро не спросит, как я себя чувствую, даже не взглянет на меня?

– Нужно репетировать, времени нет, – рявкнул он наконец. – Продолжим через пять минут.

– Но, Маэстро…

– Разговор закончен.

Ричард кашлянул:

– Сэр, мы не сможем скрыть гигантскую дыру в потолке.

– Я найму рабочих, они всё починят. Я сам заплачу.

Во мне закипел гнев, испортив всю радость от встречи с друзьями-привидениями. От этого я разозлилась ещё больше.

– Да? И какими же деньгами?

Глаза Маэстро были холодными и тёмными.

– Какие потребуются, Оливия.

Генри подошёл ко мне ближе и сжал пальцами мою ладонь. От этого у меня защипало глаза, и я отдёрнула руку. Никто не должен видеть меня плачущей.

– Ладно, – сказала я. – Пойду позову Кеплера. Он тут всё уберёт.

В День благодарения я выкарабкалась из постели примерно в обед, чувствуя себя как… я бы сказала «как покойник», но, принимая во внимание обстоятельства, так выражаться не стоит.

При мысли о следующем сеансе одержимости у меня щемило в груди. Я не могла спать дольше нескольких минут: пробуждалась от каждого шороха, боялась, что тени снова обрушат на меня потолок.

И всё же я с улыбкой на лице пошаркала на кухню, намереваясь приготовить праздничный обед. Приближаясь, я услышала звон посуды и решила, что нонни уже там и накрывает на стол.

Но посудой гремела не нонни.

Это был Маэстро.

Он расставил на столе жёлтые тарелки с оббитыми краями, диетическую соду из автомата, печёный картофель, который усох и сморщился в духовке, консервированный суп и много хлеба. По сторонам от тарелок положил разномастные вилки и ножи.

Нонни уже сидела за столом.

– Омбралина! – Она хлопнула в ладоши. – Ты проснулась! Смотри, какое пиршество.

Пиршество? Нет. Это в нашем старом доме мы устраивали пиршество. Индейка с гарниром, запеканка из шпината и тёплые булочки с маслом. От приятных воспоминаний у меня заурчало в животе. Мне так надоели печёный картофель и самый дешёвый пустой суп, по сути бульон.

– Я решил немного помочь, – сказал Маэстро. Он провёл ладонями по рубашке с пятнами пота и пригладил волосы. – Чтобы сделать тебе сюрприз.

Я села. Маэстро смотрел на меня. Нонни тоже; она улыбалась и раскачивалась из стороны в сторону.