Год теней

Когда закончили, я легла на спину и стала смотреть сквозь листву в небо, а потом, закрыв глаза, вытянула руки и ноги и подставила тело лучам встающего солнца. Генри лёг рядом.

Некоторое время мы молчали. Земля была прохладной.

– Я буду скучать по ним, – сказала я наконец.

– Я тоже, – произнёс Генри.

Я потянулась ещё немного, чтобы коснуться кончиком мизинца кончика его большого пальца.

Он мягко ткнул меня большим пальцем в бок.

Что ж, по крайней мере, после всего произошедшего мы остались друзьями.

Глава 47

В тот же день Ричард Эшли отвёз меня в больницу. Я села на стул возле кровати Маэстро и, подтянув колени к подбородку, стала смотреть на него.

Сегодня он выглядел лучше. Трубок было уже не так много. Я крепко зажмурилась, гоня от себя образы монстров с кровоточащими трубками из Лимба, но не могла забыть их.

«Ты убила меня! – стонали чудовища. – Почему ты это сделала? Почему не простила меня?»

Я смахнула слёзы и стала раскачиваться. Жаль, что в больницу не разрешают приносить кошек.

– Потому что я злилась на тебя, – прошептала я. – И до сих пор ещё злюсь.

И это правда. Да, я дала маме обещание и постараюсь сдержать слово. Но я не могла щёлкнуть пальцами и простить его немедленно, и сомневалась, что вообще этого хочу.

Я подняла голову, чтобы посмотреть в лицо Маэстро – глаза закрыты, сальные волосы упали на лоб, рот приоткрыт, в носу трубки. Какой он маленький. Какие мы все маленькие.

– Ты должен был рассказать мне, – прошептала я ему.

Он, скорее всего, меня не слышал, ведь его накачали лекарствами. Но я всё равно произнесла это и повторила ещё и ещё раз, а потом положила голову на край кровати и под тонкой белой простынёй нашла его руку.

Глава 48 Апрель

Четыре флейты, четыре гобоя, три кларнета и два кларнета-пикколо, четыре фагота, десять валторн, десять труб, четыре тромбона, туба, огромный хор, арфа, орган и, как указано в партитуре, «как можно больше струнно-смычковых инструментов», по сути целая армия смычковых.

Основная идея исполнения Второй симфонии Малера – собрать на сцене как можно больше музыкантов. И наш оркестр каким-то образом должен был справиться с этим без дирижёра. Маэстро ещё оставался в больнице и был не в состоянии принимать участие в репетициях. Доктор Птица прописал ему месяц постельного режима и очень советовал не нарушать его или хотя бы не перенапрягаться.

Но нас это не останавливало.

Музыкантов созвал Ричард Эшли. Через две среды после несчастного случая с Маэстро весь оркестр собрался на сцене без инструментов. Некоторые наши старые спонсоры скинулись, чтобы провести в зале косметический ремонт для последнего концерта, и это намерение было одобрено городским инженерно-техническим бюро. Мы с нонни жили в домах оркестрантов, а Маэстро начал звонить из больницы моей бабушке с маминой стороны. Даже я разговаривала с бабушкой. Её голоса я не узнала, но она узнала мой. Как только я произнесла «Алло», она расплакалась.

Мы активно готовились к, возможно, самому важному концерту филармонии.

Ричард стоял за дирижёрским пультом с планшетом в руках. Мы с Генри сидели в первом ряду, Игорь устроился у меня на коленях. Ричард потребовал, чтобы мы тоже были там, на самом видном месте.

– Многие из вас предлагали встретиться сегодня, – начал Ричард Эшли. – Это была не только моя идея. Но сейчас, прежде чем мы начнём планировать прощальный концерт, я хочу вам кое-что сообщить. Оглядитесь вокруг. Внимательно оглядитесь.

Те же слова произнёс Маэстро в первый день, когда мы сюда вселились. Теперь их повторил Ричард. Оба раза, когда я осматривалась по сторонам, я видела одно и то же: кресла с выцветшей и потёртой обивкой, разрушающийся потолок, запылённый и закопчённый красочный слой.

Не самое прекрасное зрелище.

– Уродство, да? – спросил Ричард Эшли. – Если не сказать хуже.

Несколько человек засмеялись.

Игорь начал вылизываться. «Типичный трубач. Из всего устроит представление».

– Тише, – прошептала я.

– А теперь посмотрите ещё раз и вспомните.

И одно только слово «вспомните» подействовало на меня волшебным образом. Я вспомнила, оглядывая зал, двести пар глаз, которые смотрели вокруг вместе со мной. Вспомнила, как сидела в бельэтаже с мамой и наблюдала за репетицией. Она внимательно следила за происходящим, не отрывая глаз от сцены. «Это магия», – шепнула она мне однажды, держа меня на коленях и указывая на разные инструменты. Порой Маэстро поворачивался к нам и обеими руками посылал воздушные поцелуи. Музыканты свистели и ухали, и мама прятала лицо в моих волосах.

Я вспомнила, как нашла мостик и сообщила Эду и Ларри, что теперь там будет моё укрытие. Они помогли мне сделать флаг и прикрепить его на перила, чтобы все об этом знали.

Я вспомнила, как потихоньку наблюдала за Генри через цилиндр от туалетной бумаги. Как пряталась в подвале и рисовала. Как лежала на сцене и пыталась на бумаге довести до совершенства щупальца живущих в органе чудовищ.

Вспомнила, как считала концертный зал чужим и холодным зданием и как он вдруг превратился для меня в родной дом.