Его похоронили без почестей на кладбище в Губе Кислой. Занимался этим старпом Н. Г. Зиновьев. С гауптвахты прибыл к комбригу. Иван Александрович Колышкин сообщил о решении командующего флотом назначить меня на должность командира подводной лодки С-15. Признаться, решение меня не обрадовало. Моральное состояние экипажа этой лодки было тяжелым. Тем не менее 29 февраля 1944 года был подписан приказ о моем назначении. Дела старпома С-54 сдал старшему лейтенанту Феоктистову, бывшему политработнику, прошедшему переподготовку на Специальных курсах офицерского состава подводного плавания. Туда его направили после ликвидации должностей заместителей командиров по политчасти. Подлодка С-54 готовилась к очередному боевому походу. За час до выхода я прошел по отсекам, попрощался с каждым моряком, пожелал успеха. Настроение у большинства матросов и старшин было подавленным. Многих мучало предчувствие, что они не вернутся. Через 2 недели после выхода истек срок пребывания С-54 в море. Лодка из похода не возвратилась. Причины ее гибели остались неизвестными. После окончания войны появилась информация, что в марте 1944 года немцы выставили минное заграждение на Кильдинском плесе. Возможно, она на нем подорвалась.
Командир бригады капитан 1 ранга И. А. Колышкин так писал в своей книге «В глубинах полярных морей» (Воениздат, 1964 г.): «Не вернулась из похода подлодка С-54, которой командовал Дмитрий К. Братишко. Позднее других Тихоокеанских лодок она включилась в боевые действия и проплавала всего восемь месяцев. Но и за это время эки-паж успел показать себя хорошо обученным и сплаванным коллективом, а командир – грамотным и мужественным подводником. Слепо военное счастье!»
Из шести тихоокеанских лодок осталось три – С-51, С-56 и Л-15.
Командир 5 дивизиона капитан 2 ранга Павел Ильич Егоров представил меня экипажу С-15. Старпомом на лодке был капитан-лейтенант Николай Трофимович Зиновьев, офицер моего возраста, призванный с торгового флота. Штурман (командир БЧ-1) – Женя Марсов. Командир БЧ-3 – старший лейтенант Юра Стротилатов и командир БЧ-5 – инженер-капитан 3 ранга Василий Сазонович Тихонов. С точки зрения подготовленности экипаж не вызывал беспокойства. По сложившейся практике, командир дивизиона проверил мою подготовку в управлении лодкой во время учебной торпедной атаки по бригадному пароходику «Умба» в районе Териберки. Замечаний не высказал.
В первый поход под моим командованием С-15 вышла в конце марта 1944 года с задачей заменить группы разведчиков на побережье Норвегии. Группу готовил мой друг по авиасектору в училище Коля Лобанов. Отправку С-15 в боевой поход поторапливали. Темное время суток в Заполярье быстро сокращалось. Возникла опасность ранее высаженной группе остаться в тундре на скалах до осени – еще на полгода. Выжить разведчикам такой срок было нереально. За входным мысом в Екатерининскую гавань подошел катер, перегрузили имущество разведчиков, отдифферентовались и пошли в небольшую бухту к западу от мыса Нордкап. На С-15 вышел в море командир дивизиона капитан 2 ранга П. И. Егоров. В мои действия и приказания он не вмешивался. Или в этом не было необходимости, или из свойственной ему деликатности. Переход совершали, как обычно, – ночь в надводном положении, днем под водой. Надводное положение считалось более опасным для лодки, поэтому я все время находился на мостике. С момента выхода из базы до возвращения командир всегда должен быть готов выскочить в центральный пост и вступить в командование кораблем. В подводном положении мог отдохнуть в своей каюте, не раздеваясь, но не спать. До какой степени мой сон был неглубоким, я убедился на предыдущем выходе. Проснулся, услышав команду «Аварийная тревога!» Выскочил в центральный пост, спросил: «Что случилось?»
Стоявший на вахте Костя сказал, что никакой тревоги не объявлялось. Старшина трюмной команды, обучая молодого матроса, громко произнес эти слова. То, что предшествовало этим словам, не воспринималось моим сознанием, не загружалось в мозг, но фраза «аварийная тревога» сразу побудила к действию.