Годы. Мили. Судьбы

На первый рейсовый пароход я не попал, следующего нужно было ждать неделю. Поселился у Бориса Шилина. До этого он служил на подводной лодке Л-7 минером. Жил на Пекинской улице, на втором этаже дома, над аркой въезда во внутренний двор. Металлическая кровать, диван, стол и 2 стула составляли обстановку жилища. В один из вечеров за бутылкой водки он поведал трагедию своей жизни. Будучи курсантом Военно-морского училища познакомился с девушкой. Встречался с ней, пока был в Ленинграде. После выпуска решили, как только Борис получит жилье, она приедет к нему на Дальний Восток, и они поженятся. Время шло, а квартиры не было. Свадьба откладывалась.

В конце 1940 года наконец-то получил комнату, выслал деньги на дорогу и приглашение. Получил ответ: «Я не виновата в том, что красивая и всем нравлюсь. Я вышла замуж». После чего Борис стал выпивать, заболел туберкулезом и теперь ждал перевода на Черное море. В августе перевод состоялся, но было уже поздно.

После двух-трех дней напряженного ожидания нападения японцев жизнь во Владивостоке стала входить в военную, но спокойную колею. Все сообщения Советского информбюро (эта новая организация передавала сводки с фронтов) моряки и население слушали внимательно, от начала до конца. Вначале сводки с фронтов были ободряющими: «Наши войска нанесли удары по противнику. Противник понес тяжелые потери. Продвижение противника остановлено…» и все в таком духе.

3 июля 1941 года И. Сталин выступил по радио с обращением к народу, и уже по первым словам люди поняли, что дело плохо.

«Товарищи! Братья и сестры! К вам обращаюсь, друзья мои!» – такими непривычными словами начиналось выступление и заканчивалось: «Все для фронта! Все для победы!»

Чем дальше, тем меньше оптимизма было в сводках Совинформбюро.

«Вчера после упорных оборонительных боев наши войска оставили город „П”».

«После продолжительных тяжелых боев наши войска оставили город „К”».

Все понимали, что город П – Псков, город Р – Рига, а город К – Киев. Никто не допускал мысли, что оптимистичное уверенное высказывание на ХVIII съезде партии Сталиным: «Мы чужой земли не хотим, но и своей земли ни одного вершка не отдадим никому!» – окажется пустым бахвальством. (Вершок – старорусская единица измерения, первоначально равнялась длине основной фаланги указательного пальца. 1 вершок = 44,45 мм.)

Со вторым пароходом я вернулся в Петропавловск. Дивизион стоял в бухте Раковая. Служба шла почти по нормам мирного времени. С началом войны провели организационные мероприятия. Прекратили увольнения экипажей в город. Комиссары проверили фотографии, нет ли в них разглашения военной тайны. Лодки стояли пришвартованными к плавбазе. Экипажи переселили на лодки. В море не выходили. Занимались периодическими осмотрами и ремонтом техники и вооружения. Поднимали все выше и выше политическую подготовку.

Никто не понимал, а если и понимал, то не пытался объяснить, почему доблестные войска Красной армии оставляют немцам «после упорных оборонительных боев» один город за другим. Не было сомнений в том, что наши армии отступают. Темп продвижения противника легко определялся делением расстояния между крупными городами на число суток между их сдачей. Возникали самые разные предположения, в том числе и о нехватке самолетов, танков, артиллерии и другой военной техники. Но это не совпадало с заявлением политического и военного руководства на ХVIII съезде партии (1939 г.) о несокрушимой мощи Красной армии и самой высокой технической оснащенности советских дивизий. Рухнула надежда, что немецкие рабочие не будут воевать против пролетарского государства. Не находили ответа на постоянно мучавшие вопросы: «Кто и как такое допустил? Почему отступает наша несокрушимая армия? Что делать?»