Годы странствий Васильева Анатолия

Вообще, опыт политического противостояния прочитан в «Дау» прежде всего как опыт духовный. Он невозможен без двух условий: без опасного, экстремального погружения в глубинные слои сознания — и без эстетических средств сопротивления и преодоления. В своем Эпилоге к «Постдраматическому театру» Ханс-Тис Леман говорит о том, что эстетические приемы становятся куда более действенным методом политической борьбы, чем любые партийные манифесты. Прошибить эту сцепку преступников и силовиков, подорвать чиновничью «взаимовыручку», их заговор против всех можно только тараном художественных методов, только кувалдой эстетики. Но шарахнуть нужно со всего размаха — и зачастую, используя те же узнаваемые методы, но абсолютно перевернув их, вывернув наизнанку…

«Взрослая дочь молодого человека» выходит премьерой в апреле 79‐го года, а в 97‐м году бывшая Советская держава сделала второе сальто-мортале и рухнула на прежнее место, но тогда в апреле казалось, что эстетическая сила театральной вещи способна прошибить политическую оборону. Я был тогда воодушевлен открывшейся для меня возможностью — эстетикой «Взрослой дочери», эстетической парадигмой, как сущностью и как альтернативой ко всем попыткам моих коллег пробить брешь прямым попаданием или нескрываемым сопротивлением. У меня, у актеров, у театра, у автора случилась великая удача и великое открытие. Силы эстетической! Красота разрушит мир.

…И пришла буря, / И красота разрушила мир уродов — / Калибанов и каннибалов! (Из комментариев Анатолия Васильева к книге Ханса-Тиса Лемана «Постдраматический театр»).

Директор Института, еще один нобелевский лауреат, Петр Капица, превращен в Анатолия Александровича Крупицу, которого играет Анатолий Александрович Васильев. Вообще, тут открывается еще одна практическая и художественная проблема. Три фильма в пяти книгах романа («Возвращение блудного сына» / «Война и мир» / «Большой взрыв»), в которых центральное место отведено Васильеву, занимают в проекте свою особую нишу.

Васильев/Крупица предстает здесь как директор огромного мира, построенного по своим собственным законам, как начальник кафкианского Замка, закольцованной утопической цитадели, или — как говорится в первом фильме цикла, — его собственного «государства в государстве». Илья Хржановский щедро предложил (а Васильев сразу же согласился) сам заняться композицией, монтажом и всем процессом post-production необычного материала. Теперь он определяет жанр своей работы как «роман в пяти книгах», и первая из них — «Возвращение блудного сына» — история возвращения Дау к своему покровителю, почти отцу, которого он предал, подписав подробные и фальшивые показания следователям НКВД… Крупица настаивает на том, чтобы Дау вернулся, — в странном, искусственно созданном фантасмагорическом пространстве Института, пожалуй, больше шансов уцелеть…