И даже с рисками можно было вполне справиться, и можно было обратить их в свою пользу, если мы сохраним железные нервы и будем проводить нашу политику со всей ответственностью. В том, что касается Советского Союза, мы должны будем ясно дать понять продолжающиеся приоритеты, которые придаем нашим конкретным переговорам с ними. Точно так, как мы не станем сговариваться с ними против Китая, мы не намерены сговариваться с Китаем против них. В случае правильного проведения наша новая китайская политика может оказывать для нас долгосрочное выгодное воздействие на Москву.
С Японией наша задача сведется к тому, чтобы прояснить, что мы не собираемся переносить нашу опору в Азии с нее на Китай. По вопросу о Тайване мы можем рассчитывать на несколько большее, чем ограничение ущерба в результате подтверждения наших дипломатических отношений…
Для Азии и для всего мира нам необходимо продемонстрировать, что мы расширяем масштабы деятельности нашей дипломатии таким образом, что не только не вредим интересам других стран, но, напротив, выступаем в их поддержку.
Наши действия, как с китайцами, так и с другими, требуют надежности, точности, тактичности. Если мы сможем освоить этот процесс, то совершим революцию».
Обратный полет в Пакистан показался намного короче, чем путешествие в Пекин. Мы все были в приподнятом настроении; еще одна группа варваров поддалась тонкой китайской лести и гостеприимству, тем более внушающих доверие, потому что все выглядело будто в порядке вещей. Мы все согласились с Чжоу Эньлаем в том, что сообщение, твердо запланированное на следующий вторник в 22.30 по вашингтонскому времени, «потрясет мир». Теперь я просто не представляю себе, как нам удалось сохранить секретность по приземлении в Пакистане, имея в ручной клади собрания сочинений Мао и китайские фотоальбомы. Вероятно, секретность срабатывает лучше всего в тех случаях, когда никто даже и подумать не может о такой возможности.
Мы прибыли в Исламабад на военной стороне аэропорта Чаклала примерно в 15.00 11 июля. Султан Хан, как всегда услужливый и ненавязчивый, встречал нас там. Мы проехали объездным путем к дороге на город Мерри и там повернули на Исламабад, как будто возвращались с горной станции. Я нанес короткий визит вежливости Яхья Хану, по-детски возбужденному в связи с удачным предприятием. Я поблагодарил его за усилия и за дух, с которым он осуществлял эти усилия. Пять месяцев спустя Яхья Хан был свергнут. Я больше не виделся с ним. Позже я встретился с как можно большим числом сотрудников американского посольства, включая моего сопровождающего офицера, который в нарушение всех установок государственного департамента потерял контакт со мной и пока еще не врубился в произошедшее. К 18.00 мы вернулись в свой собственный самолет, направляясь на запад в Париж через Тегеран. Я прибыл в аэропорт Ле Бурже за полночь, завершив день, начавшийся со встречи с Чжоу Эньлаем 18 часов назад.
Все внимание в Париже было сосредоточено на Вьетнаме. Вьетконговцы только что опубликовали свою ежегодную мирную программу, вновь фактически призывающую к свержению южновьетнамского правительства. Набирал ежегодный уже ставший ритуальным нажим на нас со стороны конгресса и СМИ с требованием показать гибкость. Меня преследовали журналисты по всему Парижу не для того, чтобы определить причину заболевания моего живота в Пакистане, а чтобы увидеть, смогу ли я встретиться с Ле Дык Тхо, который, как было известно, находится в Париже. Случилось так, что мы встретились. Дэвид Брюс, глава нашей парижской делегации, пришел в посольство через парадный вход, где была сосредоточена пресса. Со всей очевидностью, он и я должны были рассмотреть нашу стратегию. (Брюс был в курсе как моей китайской поездки, так и секретных вьетнамских переговоров.) Я проскочил через задние ворота благодаря одной из процедур, так изобретательно и эффективно разработанных генералом Уолтерсом (и описанных в Главе XII). Моя секретная встреча с северными вьетнамцами продолжалась три часа. Она оказалась самой обнадеживающей из всех, которые я когда-либо проводил. В течение нескольких опьянительно-возбуждающих недель мы полагали, что сможем одновременно добиться прорывов к миру во Вьетнаме и в отношении Китая. Уинстон Лорд и я по пути обратно после встречи с Ле Дык Тхо были настолько преисполнены тщеславия, что даже обсуждали, какое из достижений будет считаться исторически более значимым. После того как мы проникли в посольство через задние ворота, я накоротке встретился с журналистами, когда прощался с Брюсом.